Когда Брай затворил за нами дверь, я устроился в излюбленном синем кресле с мягкими подлокотниками. Тир же вальяжно уселся на диван из того же мебельного набора. Я обвел взглядом кабинет и с теплом в душе отметил, как же хорошо вернуться туда, где ничего не меняется. Все те же стрельчатые окна, искусная лепнина под потолком, уютно потрескивающий камин, дорогая мягкая мебель и герб рода Ак-Сарин на стене за письменным столом. Серебряный вепрь на синем фоне – символ мужества и решимости. Так мне не раз говорил сам Тир, хвалясь, что по величию их герб может сравниться разве что с императорским. Я каждый раз с ухмылкой кивал.

Тир вообще любил прихвастнуть, как и выпить, как и попасть в неприятности, как и втянуть в них меня. Мы познакомились пять лет назад во время драки в кабаке Белоярова, когда я решил помочь пьяному идиоту, который ввязался в драку с пятью пьяными верзилами. После мы, конечно же, напились. Тогда-то я и узнал, за кого вступился.

С тех пор я всеми силами вытаскивал из полной задницы будущего воеводу Миреи, которому ну никак не сиделось в пансионе Императорского лицея. Тир презирал аскетичные условия, которыми в лицеистах воспитывали смирение и кротость, и вовсю пользовался тем, что телесные наказания в самом привилегированном лицее империи были запрещены. Хвала Владыке, после смерти отца и получения власти над провинцией он угомонился… почти. Иногда Тира все же тянуло вспомнить молодость. Тогда он облачался в одежду простого горожанина и рвался навстречу очередной заднице.

– Как тебе невеста? Вы нашли общий язык? – осторожно осведомился я.

Тир хмыкнул и отвел глаза.

– Честно говоря, я еще толком с ней не разговаривал. Она прибыла вчера и сразу же заявила, что согласна на брак. Я думал, что не видать мне защиты ее колдовского войска после твоего провала и пожелания нам жениться друг на друге. И тут Амаль так просто является в Адрам со своими Беркутами, баламутит народ и чудом не вступает в схватку с дружинниками. Если бы не Ратнар, боюсь представить, чем бы дело кончилось. Эта женщина очень… странная.

Ты даже не представляешь насколько. Попробуй разозлить ее, и узнаешь.

– Тебе известно, что она сбежала от брата? Я писал об этом.

С видом уставшего ребенка, которого строгий учитель заставляет учиться читать, Тир кивнул.

– Мне хватало и своих проблем. Я думал, что Амаль поможет мне их решить, а не принесет в загашнике свои, – наконец признался он.

В этом был весь Тир. Чужие горести, если не совпадали с его проблемами, почти никогда не волновали воеводу. Я давно свыкся с его самовлюбленностью, но не все соглашались терпеть подобное. Женщины, например, долго не выдерживали, если он сам раньше не исчезал из их жизней.

Я не мог назвать Тира другом. Скорее, товарищем, вынужденным подопечным, а теперь и будущим родственником, которому требовалась защита. Кем же он считал меня – загадка.

– Ты даже не представляешь, сколько горя принес ей брат. Я не стал писать этого в письме, – признался я и поведал Тиру все, что случилось после моего появления в Вароссе.

За это время Брай успел принести нам ужин и графин с хлебным вином. В перерывах между блюдами я рассказывал и рассказывал, пока глаза воеводы медленно округлялись и от выпитого, и от услышанного. Опустил я только наши странные чувства, переросшие в пылкую ненависть с ее стороны. Ни к чему Тиру это было знать. Я поклялся себе стать Лире лучшим мужем из всех возможных. Пусть же унизительные чувства к бывшей наместнице Вароссы останутся моим секретом.

– Если бы Амаль не сбежала, то люди Айдана убили бы всех ее солдат. Не знаю, что сделали бы с ней самой. Возможно, старший брат пытал бы ее лично. Судя по всему, у него беда с головой. Как и у младшего брата, – закончил я.

– Значит, я нужен Амаль не меньше, чем она мне. Нет для нее ничего хуже, чем возвращение к ненавистному брату. Пожалуй, это можно использовать, – покрутив в руках рюмку, подытожил Тир.

– Я знаю ее не так долго, но понял одно: Амаль мягче, чем кажется. Не пытайся сломать ее, если можно договориться. Она лучше, чем ты думаешь о ней. Чем мы думали о ней, – выпалил я.

Глупая детская зависть заставила меня презирать Амаль. Тир же перенял отношение как от отца, так и от меня. Он судил о ней так, как судил я. А я ошибался.

Я считал себя покинутым ребенком, рожденным благодаря издевательской шутке природы. Мечтал заслужить любовь отца с матерью, но видел в их глазах лишь страх. Изредка мне доводилось встречать Мауру с ее дочерью – кудрявой черноглазой девчонкой, разряженной, словно дорогая кукла. Она покорно следовала за матерью, высокомерно не замечая людей вокруг.

Маура с гордостью предъявляла дочь миру, как величайшее сокровище, и я наивно считал Амаль счастливейшим ребенком на свете. Еще бы, дочь воеводы и сильнейшей ведьмы! Будучи забитым, завистливым мальчишкой, я, конечно же, не слышал ни о каком привороте. Амаль виделась мне счастливицей, получившей все сокровища мира.

Теперь же я с грустью понял, что в Даире рос ребенок, еще более несчастный, чем я. Мы оба – покинутые и преданные дети.

И именно это я хотел донести до Тира.

– Уж прости, друг, но мягкой она не выглядит, – отрезал воевода. – Эта ведьма сожрет меня с потрохами, если я расслаблюсь.

– А ты попробуй стать ей другом, а не врагом. Ради друзей она готова на все.

Например, уговорить свою мать помочь мне, предателю и лжецу, выторговать у нее мою жизнь, а после – отпустить в стремлении вновь спасти. Я опрокинул в себя очередную рюмку, только бы забыть о гадком ощущении собственной ничтожности.

– Другом, говоришь? Другом можно. Как женщина она меня не очень-то привлекает. Видел бы ты ее вчера – худая, лохматая, грязная и, судя по всему, чуток не в себе. Нет, в постели мне таких не нужно.

В груди завозилась непрошеная ревность. Только попробуй протянуть к ней лапы, которые щупали уже сотни женщин! И тогда… а что тогда? Да ничего…

Амаль скоро станет его супругой, и я не посмею мешать. Но и пользоваться ею не позволю! Хотя бы в благодарность за спасение жизни.

– Так почему ты еще не поговорил с ней? – поспешил я увести беседу из опасной колеи.

Тир замешкался, старательно пережевывая кусок мяса, прежде чем ответить:

– Был занят. Сегодня