Короче, генеральный директор «Родничка» никогда не читал дурных новостей. Но к добрым имел-таки пристрастие. Ему нравилось нечто отвлеченное, не пересекающееся с его, Мокрова, жизнью, не трогающее до глубины души, однако и не совсем уж безразличное ей.

Такое отношение к новостям возникло в нем после ознакомления с опросом местной газеты на тему «Фантомные страхи». На вопрос «опасно ли жить в нашем городе?» 79 процентов респондентов мгновенно ответили «да», а на вопрос «сталкивались ли вы лично с опасностью в нашем городе» те же 79– процентов однозначно ответили «нет».

Господин Мокров никогда не участвовал ни в каких опросах, потому и что и сам опрос может породить страх, лично с опасностью не сталкивался, и дурных новостей категорически избегал.

Самым дурным событием в своей жизни он считал прямое попадание молнии в новую сауну в присутствии высоких гостей. Он давным-давно понял, что хорошей новостью можно считать не только успех в собственной жизни, но и неуспех в чужой. И радовать это может не меньше, а при отсутствии позитива в собственной жизни, даже больше.

И потому ближе к полудню, когда по всему городу от всей супер-игры «Надежда-прим» осталась только его хлюпающая, как промозглая жижа в дырявом сапоге, фамилия, он с интересом прочитал в утренней газете свежую заметку «Израильская мафия под флагом Сьерра-Леоне». И душа его возликовала! Он дважды перечитал ее вслух для себя, а потом — жене и овчарке Соне. Теща была городе, или, как она выражалась, в отпуске.

Соне заметка понравилась. Она весело скалилась, согласно кивала головой и дружелюбно облизывалась.

Жена головой не кивала и не облизывалась, а только не очень весело оскалилась:

— Ишь ты! Евреи и наркотики! Невероятная связь!

— Может быть, платоническая? — заискивающе уточнил Мокров. — И что особенно трогательно, солнышко: судно приходилось чинить в каждом порту! Тоже мне торговцы наркотиками из дома престарелых!

Он еще долго ходил из угла в угол и с наслаждением пережевывал понравившиеся ему куски:

«В четверг был снят запрет на публикацию информации о провалившейся попытке израильских наркоторговцев ввезти в Британию морским путем сразу шесть тонн гашиша на сумму около 15 миллионов долларов. Судно с рекордным грузом наркотиков было арестовано в порту Саутгемптона, а двух израильских владельцев груза задержали в соседнем городке. Вместе с ними были арестованы владелец судна — 81-летний израильтянин и еще 10 наркоторговцев, включая четырех пакистанцев и одного серба.

Израильская полиция вместе с британской и бельгийской отслеживала всю операцию с самого начала. Двое ее организаторов — 57-летний Хази Серебро и 67-летний Мордехай Хирш — не так давно освободились из тюрьмы, где отбыли семилетний срок за организацию промышленного производства наркотиков в Нидерландах.

Решив вновь провернуть крупное дело, преступники обратились за помощью к 81-летнему Моше Кадару, знакомому с морским делом. Тот приобрел древнее судно-буксир за 300 тысяч долларов и зарегистрировал его под флагом Сьерра-Леоне.

Согласно первоначальному замыслу преступники собирались плыть за товаром в Пакистан. Однако вскоре после выхода из эйлатского порта они поняли, что старая лохань не дотянет до Пакистана, и решили закупить гашиш в Суете — испанском анклаве на побережье Марроко напротив Гибралтара.

Вернувшись в Эйлат и проведя капитальный ремонт судна, преступники двинулись в путь. Их плаванье растянулось на много месяцев, поскольку буксир все время ломался, и наркоторговцы останавливались на ремонт буквально в каждом порту. Полиция отследила момент погрузки наркотиков на борт и терпеливо ждала, пока груз, наконец, не прибыл а пункт назначения. После того, как поставщики товара встретились с покупателями, тех и других благополучно арестовали.»

За обедом Мокров снова, теперь уже на память, процитировал конец сообщения.

— Как говорится, — прошамкал он полным ртом, — они жили долго и были… арестованы в один день! Но какой размах! Шутка ли, 15 лимонов баксов! Прямо, как у нас с тобой!

И он льстиво посмотрел на молча жующую супругу. Но та вполне справедливо возмутилась:

— Дурачина ты, простофиля! Мы че — наркоторговцы! И в каком-таком сне тебе привиделись 15 лимонов! И самое главное, — ехидно осклабилась она, — мы че — евреи? А?!

— Что да, то да! — подавился куском генеральный директор «Родничка» и надолго задумался.

О том, в какую важную персону он превратился по воле мадам Коробейниковой, Мокров узнал только к вечеру.

Звонок телефона застал его на кухне за приготовлением зеленого чая. К ночи генерального директора всегда мучила дикая изжога. Он относил ее к нервной почве, а супруга — к избытку желчи и бледной немочи. Мокрова это, естественно, обижало. Изжога — дело серьезное, а ей — шуточки.

Как бы то ни было, изжога занимала его до утра, а стакан зеленого чая, выпитый натощак на ночь, безжалостно будил среди ночи, заставлял в кромешной тьме бежать в туалет.

Однажды он спросонья так засмотрелся на загноившийся ноготь на ноге, да так неудачно, что бухнулся на кафельный пол, расшиб лоб, а когда очнулся, долго удивленно ползал по собственным кровавым следам в поисках двери, а ему казалось, что ползет он по потолку, пропитанному как в американских фильмах ужасов чужой черной кровью.

Такие фильмы он не любил, но словно игроман, время от времени смотрел, чувствуя себя при этом, как иранский поэт Рушди, приговоренный исламистами к смерти за какие-то там «Сатанинские стихи».

Но сейчас он не смотрел фильм ужаса, напрочь забыл о несчастном Рушди, и звонок, заставший его на кухне за приготовлением зеленого чая от изжоги, не прозвучал в его душе, как первый звонок безжалостной судьбы, за которым неотвратимо следует погребальный звон.

А звонил зять Мокрова Витек, и голос его вопреки позднему времени звучал восторжено, как голос алкоголика, современника горбачевского сухого закона, выстоявшего несусветную очередь за водкой, и, наконец, возопившему при виде прилавка и продавца: две за три шестьдесят две!!!

— Макарыч! — трубка затряслась в руке Мокрова. — Отец родной! Ты живой?! Куда ты, дьявол, запропал! А мы тебя вчерась ждали-ждали в «Малахите»!!! До последней бутылки! Забыл что ли?! Оно, конечно! Теперя че ж — родня-не родня — все фигня! Ты ж теперя кто? Гусь лапчатый! Этот… как его к херу… спонсор! Можно сказать, Шейлок нашего города! Жид во Христе!! Я читал!! Не веришь? Он кусок человечины за долги брал!! Сказки, конечно!! Но мы тебя, сволочь ты эдакая, все равно любим и уважаем, как это самое… И все готовы, то есть все как один! За бабки — все че угодно! Хош полжопы, хош — полголовы! Режь не жалей! Но и нас не забудь! Осчастливь! Чтоб все, понимаешь, поровну! Па-родственному!

Мокров ошалело задергал плечами. Витек отвлек его от стакана с зеленым чаем: изжога прожигала горло насквозь.

— Ты это, — растерянно прошепелявил он, — че? Белины объелся?! Кто меня ждал и где? Нашли, понимаешь, благодетеля! Я у тебя че… жену пожелал или там осла? Или какую другую скотину?! И зачем мне, к примеру, твое гнилое мясо? Ешь его сам! Родственничек!