К саду медленно подкрадывались сумерки, пахло сиренью и, кажется, ландышами.

– Весна, – пробормотал Суржиков. – Весна, а я тут глупостями занимаюсь. Пойду, помогу Соне в саду… если позволит.

«Не позволит! – шепнул ему внутренний голос. – Иди и делай, что обещал. До начала спектакля час, отправляйся в театр, наблюдай и опрашивай».

Влад потёр ладонью колючий подбородок, снова вздохнул и отправился бриться. Кто его знает, что там затеял Илларион Николаевич, лучше быть поближе к месту событий. Конечно, усмирить этот вулкан он не сможет, но хотя бы спасёт из-под обломков собственную гордость.

Они взяли билеты на очень удачный рейс: «Королева Маб», новейший скоростной дирижабль, шёл из Люнденвика без остановок на ночёвки, и в Кракове задерживался на два часа, только чтобы поменять фиалы с воздушными элементалями.

– Отправляется в восемь вечера, – сообщил Кулиджанов, выкладывая на стол три билета, красочные книжечки из плотной дорогой бумаги. – Будем в Москве в десять утра. На борту спальные места для пассажиров, два ресторана, бар и показ голографических комедий. Мест не было, но я воспользовался служебным положением.

Недоверчиво пошевелив пальцем билетную книжечку, Алекс спросил:

– И сколько это стоит?

– Не дороже денег. Шестьсот дукатов с каждого, ужин и завтрак включены.

– Однако… Дневная ставка хорошо зарабатывающего частного сыщика.

Капитан-лейтенант развёл руками:

– Отправляйся поездом, каких-то два дня. У меня этот билет с руками оторвут.

– Не болтай, – буркнул Верещагин, выкладывая на стол шестьдесят золотых десяток. – Мне остонадоела эта история.

– Ты такой во вселенной не один… Утешает лишь то, что дальнейшая наша работа по этому делу будет идти дома. За своим столом, с родным архивом и справочным фондом, с ночёвками в собственной кровати, если повезёт… Эх, красота!

– У меня таких денег нет, – мрачно сообщил Никонов, глядя в стол. – Так что я – поездом.

– С какой это стати? – поднял бровь Кулиджанов. – Ты-то в командировке, так что за тебя родное ведомство платить будет. Его царского величества городская стража.

– Тогда предлагаю поесть! – мигом повеселел инспектор. – Когда он ещё будет, тот ужин, да и чем там на борту накормят? Алекс, а ещё разок мы туда, на рынок, наведаться можем? А потом сразу к причальной мачте!

Театр сиял огнями.

На сей раз в зрительном зале «Драмы и комедии» все места были заняты, и даже у входа маячили несколько унылых фигур, спрашивающих лишние билетики. Афиша сообщала, что объявлен бенефис Виктории Мавлюдовой, и только на два дня труппа возобновляет постановку более чем столетней давности, лучшую комедию всех врёмен и народов – «Как важно быть серьёзным». Сегодня Мавлюдова играла леди Брэкнелл, завтрашний же состав был обозначен большим вопросительным знаком.

Суржиков прошёл к служебному входу. До начала спектакля оставалось всего полчаса, все участники давно пришли и занимались своим делом, так что обычно к этому моменту вахтёр Поликарпыч уже пил чай в своей комнатке. Но нет, сегодня он, принаряженный в форменную куртку с лирами и масками на обшлагах, стоял в дверях и строго взирал на отирающихся поблизости любопытных.

– Владимир Иваныч, наше вам почтение!

– Добрый вечер, Михаил Поликарпович, – слегка поклонившись, Суржиков миновал снявшего фуражку дежурного и направился к служебной лестнице.

– Это кто? – услышал он за спиной взволнованное контральто. – Смотри, его пустили, может, актёр?

– Небось, проверяющий какой! Из министерства или департамента. Закрыть их хотят, вот Листопадов и старается, – ответил авторитетно тенорок. – Милейший, может, договоримся как-то?

– Не положено! – голос Поликарпыча был холоден, словно лягушачье брюхо.

Дальнейших переговоров Влад не слышал, но вся эта суета подняла ему настроение, и к гримёркам он подходил, посмеиваясь. Возле первой мужской гримёрной он почти столкнулся с Крамовым; согласно афише, тому досталась сегодня роль Лэйна, с его ударных реплик начиналась пьеса, и волновался Савелий чрезвычайно. Щёки его пылали, несмотря на грим.

– Володечка! – Крамов ухватил его за рукав и почти потащил в комнату. – Вот хорошо, что я тебя встретил! Проходи. Садись!

Подтолкнув гостя к стулу, Савелий сбросил оттуда халат и какие-то шарфы и повернулся к своему соседу, молодому актёру Макарову.

– Семён, ты почему не здороваешься?

Открыв глаза, тот посмотрел непонимающе, потом расцвёл в улыбке:

– О, Владимир Иванович! Как хорошо, что вы пришли! Видели, что мы сегодня играем? У меня роль Алджернона! – он горделиво выпятил грудь и надул щёки, потом не выдержал и расхохотался. – Мы с Савелием сегодня открываем спектакль.

– Ну, ни пуха, ни пера! – Суржиков собрался встать, но старый актёр вцепился в него.

– Нет-нет-нет, я ж тебя по делу позвал! Я помню, ты всегда перед выходом на сцену какой-то стишок прочитывал, и потом такой был успех! Зал ревел!

– Ну… – смутился Владимир. – Дела былые…

– Дай!

– Что?

– Владимир Иваныч, мы с Савелием просим вас – поделитесь успехом, – сложив ладони, попросил Макаров. – О, уже первый звонок…

Крамов заёрзал на диванчике.

– Володечка!

– Ладно, – сдался Суржиков. – Только, чур, не смеяться! – Оба помотали головами, жадно глядя ему в рот. – «Давайте нынче пить вино, Пускай на дорогах мрак, И все не то, и все не так, Но что есть „то“ и „так“?».

Прозвучал второй звонок, и под этот неумолкающий трезвон он смотрел, как старый и малый, глядя друг на друга, шепчут стихи…

Звонок затих, и Савелий спохватился:

– Всё, пора на сцену! Идёмте, дорогой мистер Алджернон Монкриф!

– Идёмте, Лэйн!

Суржиков дождался начала спектакля, постоял за кулисами, вдыхая запах грима, проглаженных раскалённым утюгом костюмов, непросохшей краски от декораций, и отчаянно завидовал двоим на сцене, ведущим остроумный диалог. Потом махнул рукой, достал свой список и, прочитав его дважды от первой до последней строчки, отправился в хозяйственную часть, к Чувасову.

Илья Ильич пил чай.

В его небольшой комнатке было не повернуться, большую её часть занимал несгораемый шкаф, сработанный из чудовищно толстого металла. Всё остальное место занимали кресло, стол и диван, столь монументальные, будто их для себя лично подбирал Собакевич. В настоящий момент Чувасов расположился в кресле, на столе перед ним стоял стакан с подстаканником, до краёв налитый чёрным, почти непрозрачным чаем, блюдце с сушками и тарелка с мёдом.

На незваного гостя Илья Ильич взглянул неприветливо, выражением лица напоминая некстати разбуженного медведя.

– Сыщик пожаловал, значит, – буркнул он под нос, наклонился к стакану и отхлебнул чай.

– Добрый вечер, – поздоровался Суржиков.

– Кому как, – ответствовал заведующий хозяйственной частью.

Сесть он Владимиру не предложил, а тот и не ждал приглашения: нашарил под столом табуретку, уселся, утянул сушку из блюдца и стал вертеть головой, рассматривая комнату.

Посмотреть тут, оказывается, было на что: вся свободная поверхность стены была увешана и оклеена старыми афишами, фотографиями актёров, программками, исчерканными