Заметив, что я наблюдаю за ним, Билал смутился и, сделав вид, что не заметил меня, скрылся на лестнице.

Я снова посмотрел в окно. Ольги и ее жениха уже не было видно: они прошли на стоянку. И тут я кое-что заметил, чего не замечал раньше! Стоянка из окон корпуса не просматривается, это факт, но дорожку от института и главную дорогу отсюда видно прекрасно. Чуть ли не единственное развлечение наших орлов в условиях отсутствия у них телевизора и ограниченного доступа к телефонам – наблюдать за своими «пари»…

В тот день, когда исчезла Каролина, все преподаватели были в актовом зале, ожидали инструктажа, коридор был свободен. Не может быть, чтобы никто из студентов не видел выходящую из здания заведующую. Они наблюдали. Всегда. За каждым из нас. И то, что они дали показания, мол, были в комнатах, ничего не видели, – чушь. Такого просто не может быть!

– Извините, товарищ преподаватель, – услышал я за спиной и, еще не оборачиваясь, понял, что на ловца и зверь бежит и моя теория находит подтверждение.

Это был Мохаммад. Марихуанщик, неформальный лидер, спортсмен. Это с ним приватно разговаривала о чем-то Каролина, закрывшись на замок в лингафонном кабинете.

– Сегодня я был плохо, извините, – начал он без долгих вступлений и посмотрел на меня извиняющимся взглядом.

С удивлением я заметил, что его фирменное косоглазие заметно уменьшилось.

– За что «извините»? – поинтересовался я.

– Первый человек в космосе – это Юрий Гагарин.

Мы не виделись с того момента, как я бросил их на занятии и ушел в закат.

– Как вы это поняли? – спросил я с иронией.

– Смотрел в энциклопедия, – ответил Мохаммад совершенно серьезно.

– В энциклопедии.

– Да, преподаватель. В энциклопедии. Падеж номер шесть.

– А раньше вы этого не знали?

– Нет.

– Правда?

Он помялся и проговорил что-то непереводимое. Его надо было дожать.

– Ваш преподаватель в Афганистане, наверное, имел в виду, что Абдул Ахад был первый афганский космонавт.

– Наверное, да, простите, я говорил нехорошо.

Мы помолчали.

– Хорошо, извинения приняты, – проговорил я.

Но он еще сказал не все, что собирался.

– Саша-джан. Пожалуйста, не говорите, что Абдул Ахад летал с Белка и Стрелка.

– С Белкой и Стрелкой.

– Да, конечно. Падеж номер пять. Не говорите так. Хорошо?

– Это была шутка, – пожал плечами я.

– Нельзя. Плохо шутка. Абдул Ахад мусульманин, а Белка и Стрелка – собаки. Нельзя вместе в космос.

О! Вот об этом я как-то не подумал. Теперь я извинился перед Мохаммадом и пообещал больше не говорить таких крамольных слов.

Он поднял глаза – теперь он смотрел как-то иначе. И дело было не только в косоглазии, которое, как выяснилось, могло чудесным образом исчезать, а в том, что сейчас он смотрел не как капризный ребенок, а как молодой мужчина, умеющий отвечать за свои поступки.

Взгляд его был грустным. И, кстати, Мохаммад был снова пьян. На этот раз ошибки точно быть не могло – от парня не просто пахло, а откровенно разило алкоголем.

– Что вы пили? – поинтересовался я.

Парень посмотрел с полным непониманием.

– Это водка?

– Да, чуть-чуть, – как-то слишком быстро сдался он.

– И вчера тоже пили?

– Вчера?

– Утром от вас пахло вчерашней водкой.

– Да? – искренне удивился он, так как, возможно, впервые услышал о таком явлении, как утренний перегар.

– Зачем вы пьете, если вы мусульманин?

– Я скучаю, – просто и незатейливо признался Мохаммад, опустив глаза.

– Домой хотите?

– Хочу, – сказал едва слышно.

– Мохаммад, я вас понимаю, но водка – это очень плохой друг. Вы слышите меня? Особенно для вас – вы не умеете пить, лучше даже не начинайте, – мягко сказал я. Мне вдруг стало жаль парня.

Он посмотрел долгим открытым взглядом и произнес, тщательно подбирая слова:

– Трудно объяснить. Слов нет.

Я похлопал его по плечу. Мне бы ваши проблемы. Скучать по дому, бухать, ходить в самовол, учить слова…

Зарина Андреевна в сексе и Зарина Андреевна во всей остальной жизни – это два разных человека. Сексу женщина отдавалась так страстно, так самозабвенно, что не оставалось никаких сомнений, секс – это ее особое пространство, ее пиратский остров, на который она уплывает от серой и безрадостной повседневности. Никогда я не видел ее такой красивой и оживленной. Бесцветные, обычно безучастные ко всему глаза вдруг засветились морским аквамарином, длинные рыжеватые волосы как будто приподнялись, наполненные соленым ветром. Русалка, сирена.

Она увлекла меня в лингафонный кабинет и одним движением стянула с себя маленькое голубое платье. Трахала она умело и горячо, виртуозно владела горюче-смазочными технологиями, раздувала, гасила, обдавала ледяным ветром, снова распаляла. Она уложила меня на лопатки во всех смыслах этого слова, но кто был бы против?

После, открыв форточку, она бесцеремонно курила, нимало не беспокоясь о датчике пожарной безопасности.

– Здесь давно не работает, – махнула рукой Зарина Андреевна и посмотрела на меня хитро и ласково. – Что говорят по поводу Каролины? – перешла женщина сразу к делу.

Оказывается, лингафонный кабинет был оборудован не только для занятий устной речью. В кабинете имелся небольшой сейф, из которого Попеску достала бутылку белого вина и два бокала.

– Сегодня я был на обыске у профессора Фроловой.

– Что вы говорите?! – вспыхнула Зарина Андреевна, подаваясь вперед. – Ирина Михайловна! Не может быть! Это наша бывшая заведующая.

– Да, знаю. Там какая-то довольно темная история. Они с Каролиной Сергеевной явно задумывали совместный бизнес, языковую школу на основе методики Каролины или что-то подобное, но сама Ирина Михайловна и ее муж все отрицают.

По просветлевшему лицу Попеску я понял, что этой новостью оправдал самые смелые ожидания «старого эшелона», отправившего свою подругу в этот разведывательно-боевой рейс. Поскольку информация была неполной и рано или поздно все равно просочилась бы через общих знакомых, то я счел возможным слить ровно столько, сколько слил. Можно было переходить к части алаверды.

– А что за скандал произошел в прошлом году с участием Каролины Сергеевны?

– Вам еще не рассказали? – подняла брови Зарина. В этот момент она действительно казалась удивленной.

– Только в общих чертах.