Его пять дней разыскивал вооруженный до зубов отряд, так как Генри прихватил с собой хозяйский, напоминающий мортиру шестиствольный пистоль, способный любого из преследователя отправить к Создателю, да еще и в виде решета. Поэтому конников вернули, а вместо них послали цепочку рабов-нубийцев: если кого убьют, не жалко. Тому, кто поймает, обещали дать золотую монету.

Наконец Генри прижали к краю болота Конгари, неподалеку от того места, где сейчас стоит бар «Болотная крыса» — это там пила в ночь своей кончины Мариэн Ларусс (голос настоящего содержит в себе отзвуки прошлого). Раб, обнаруживший беглеца, пал замертво с рваными дырами в груди.

Тремя пробоотборниками для почвы — трубками с заостренным концом и Т-образной рукоятью — Генри выгнали из укрытия. Его распяли на болотном кипарисе и оставили там с собственными яйцами во рту. Но прежде чем он умер, на телеге подкатил старый хозяин, а позади него сидели трое ребятишек. Последнее, что увидел Генри, пока не закрыл глаза навеки, это как его младшего сына, Эндрю, старый хозяин уводит в кусты. Под крики мальчика Генри испустил дух.

Вот так и была посеяна вражда между Ларуссами и Джонсами, хозяевами и рабами.

Урожай означал богатство. Урожай означал историю. Его надо было оберегать. Проступок Генри какое-то время жил в памяти семейства Ларуссов, но понемногу стерся; грехи же Ларуссов передавались у Джонсов из уст в уста. И прошлое переносилось в настоящее, от поколения к поколению, распространяясь подобно вирусу.

Свет пошел на убыль. Люди из Джорджии уехали обратно в свой штат. У разлапистого дуба за окном бесшумно стригла воздух летучая мышь, охотясь за москитами. Некоторые из них пробрались в дом; теперь они жужжали над ухом, дожидаясь возможности напиться крови. Я тщетно отмахивался от них. Эллиот нашел и протянул мне полупустой баллончик с репеллентом; я обрызгался.

— Но ведь в родне Джонсов были и другие, кто гнул спину на Ларуссов даже после этого события? — спросил я.

— Гм, да, — ответил Эллиот. — Рабы умирали и в других семьях. Эка невидаль. И стар и млад — хозяйство-то вон какое большое. Только эти семьи, в отличие от Джонсов, не принимали гибель своих так близко к сердцу. Хотя и среди Джонсов были такие, кто считал: что было, то было, нельзя же вечно точить зуб. А были и те, которые считали по-другому.

В Гражданскую войну чарльстонской аристократии заметно поубавилось, как и зданий в городе. Ларуссов некоторым образом защитила их прозорливость (сродни измене: свое богатство они хранили в основном в золоте, лишь малую часть держа в облигациях и валюте конфедератов). Тем не менее их, как и многих других побежденных южан, заставили присутствовать на параде уцелевших солдат 54-го Массачусетского полка (известных как «ниггеры Шоу»). Среди них по улицам Чарльстона маршировал и Мартин Джонс, прапрадед Атиса Джонса.

И вновь пути этих двух семей готовы были жестоким образом сойтись.

Ночные всадники движутся сквозь тьму. Пройдет еще много лет, прежде чем мулатка с рабскими клеймами на ногах расскажет, какими их видела — будто на негативе, белые фигуры на фоне черной дороги; лошади укрыты попонами, о седла, покачиваясь, глухо постукивают приклады и толстые плети. Ночные всадники — воплощенные кошмары семидесятых годов позапрошлого века — держат путь в глубь Южной Каролины, неся, по их разумению, справедливость в виде кары на головы несчастных негров и республиканцев, которые тех поддерживают, и отказываясь повиноваться четырнадцатой и пятнадцатой поправкам к Конституции. Они — символ страха, который испытывают изрядная часть белого населения по отношению к черным. Уже действуют против реформ «Черные кодексы», запрещая цветным владеть оружием, занимать положение выше фермера или слуги — да что там, даже самовольно покидать свое подворье или принимать гостей без разрешения.

В свое время Конгресс нанесет контрудар «поправкой к реконструкции», «принудительным законом» от 1870 года и законом против ку-клукс-клана от 1871 года. На выборах в 1870-м губернатор Скотт сформирует для защиты голосующих черную милицию, чем лишь сильнее разозлит белое население. В итоге положения хабеас корпус будут заморожены в девяти провинциальных округах, что приведет к аресту без суда сотен членов куклуксклана, но в настоящее время закон едет на сплошь укрытом попоной коне и несет с собой месть, а действия федерального правительства последуют слишком поздно и уже не спасут жизнь тридцати восьми человек, не предотвратят изнасилования и избиения, не воспрепятствуют уничтожению ферм, посевов и скота.

Слишком поздно для Мисси Джонс.

Ее муж Мартин, невзирая на террор и насилие, бесстрашно выступал на выборах 1870 года за права цветных. Он отказался отречься от республиканской партии, за что подвергся публичной порке. Но и это его не остановило, и всю свою поддержку и невеликие средства он отдал нарождающейся черной милиции, во главе которой, как когда-то на параде, солнечным воскресным днем прошелся по улицам своего городка. Из его людей оружие имел от силы каждый десятый, но все равно этот поступок был расценен как неслыханная дерзость борцами с набирающей мощь эмансипацией.

Первой приближение всадников заслышала Мисси. Она приказала мужу бежать, потому что на этот раз, если его найдут, ему не жить. Ночные всадники в округе Йорк прежде никогда не трогали женщин, а потому, хотя Мисси и испугалась вооруженных людей, у нее не было оснований ожидать расправы над собой.

Она ошибалась.

Ее схватили четверо: лишенные возможности разделаться с мужем, они могли нанести ему удар опосредованно. Изнасилование не было зверским — просто надругательство, не более; совершавшие его даже не получили особого удовольствия. Характер у деяния был сугубо функциональный, все равно что поставить тавро корове или свернуть голову курице. Последний из насильников даже помог ей прикрыться одеждой и дал руку, помогая встать и переместиться на кухонный стул.

— Передай ему, чтобы взялся за ум, — сказал он. — Поняла меня?

Он был молод и недурен собой. Было в нем что-то от его отца и деда: характерный ларуссовский подбородок и светлые волосы. Звали его Уильям Ларусс.

— Нам бы не хотелось наведаться сюда снова, — предостерег он напоследок.

Спустя две недели Уильяма и еще двоих на выезде из Дельфии подкараулила группа людей в масках и с дубинами. Товарищи Уильяма бежали, а он остался, свернувшись под градом ударов в комок. После избиения у него сохранила подвижность лишь правая рука, а пищу, чтобы попала в пищевод, теперь приходилось растирать в кашицу.

Но Мисси Джонс сделанное ради нее не оценила. С мужем, когда он возвратился из своего укрытия, она даже толком не перемолвилась; она вообще почти перестала разговаривать. Не вернулась она и в супружескую постель, а спала теперь с в укромном хлеву, уравняв себя со скотиной после пережитого надругательства. Медленно и безвозвратно она тонула в безумии.

Эллиот встал и выплеснул кофейную гущу из кружки в раковину.

— Как я и говорил, кто-то хотел вычеркнуть прошлое из памяти, а кто-то не забыл и по сей день.