Он помрачнел и будто бы нехотя кивнул.

- Во-о-т! - поучительно задрала нос я, - Завтра мне снимут гипс и, думаю, будет вполне уместно мне переехать обратно к себе.

- Вика! - вытаращил глаза мужчина, - А как же я? Ты меня бросаешь?!

- Почему сразу бросаю-то? Что у тебя за реакция такая? Не собираюсь я тебя бросать. Просто не хочу жить под одной крышей с твоей мамой.

- Но у тебя же стройка! - тут же нашелся он.

- Но не ядерная же война, - усмехнулась в ответ, - Зато тут очень может произойти, особенно, если мы с Диной Альбертовной внезапно не поместимся на твоей. Сегодня я стерпела ее хамство, но завтра, будь уверен, отвечу.

Дима запускает руку в отросшие темные пряди, чуть дергает их и глубоко вздыхая, опускается на кровать.

- Ты права, Викусь. Я не вправе требовать от тебя большего, просто мне очень не хочется тебя отпускать.

- Что за маньячные мыслишки?! - с улыбкой смотрю на него, раскладываю последние вещи и решительно захлопываю дверцу шкафа, - К тому же, что тебе мешает приходить ночевать ко мне? Не хоромы, как у тебя, но все лучше, чем через стенку с твоей мамой.

Бобров слабо улыбается и благодарно кивает.

- Спасибо за понимание, Вик. Это очень много для меня значит.

Я медленно скидываю халат и, оставшись в одной маечке на бретельках и шортиках, ковыляю к постели. Кожей чувствую восхищенный взгляд Димы и демонстративно провожу руками по бедрам.

- Не делай так, а то наброшусь на тебя без прелюдий, - рпдеостерегающе щепчет он, выключая свет, - Я же не железный.

- Правда? - шучу в ответ и невольно вздрагиваю, когда мужчина помогает мне опуститься на постель, а потом и вовсе притягивает к своему горячему телу, так, что ноги наши, несмотря на неудобный гипс переплетаются, - Мне начинать тебя бояться?

- Меня бояться тебе надо в последнюю очередь, - устало говорит он, - Я лучше руку себе отрежу, чем тебя обижу. Запомни это, Вик.

- Вообще-то пошутила.

- Я понял.

Признаться думала, что как только мы с Димой окажемся в одной кровати он сразу набросится на меня, как дикий зверь, но, видимо, осознание того, что маманя за стенкой заметно поубавило его желание. Я еще именно сегодня гамадрил показался мне каким -то особенно вымотанным, словно надломленным.

- У тебя на работе что-то случилось? - аккуратно поинтересовалась я, рассматривая в тусклом свете луны его профиль, - Расскажешь?

- Тип один прессует, - сухо отвечает Бобров и притягивает к себе крепче, почти вынуждая положить голову его на грудь, - Все это может плохо закончится.

- Насколько плохо? - лежать вот так не очень удобно, но я ерзаю, пытаясь найти удобное нам обоим положение.

- Я могу потерять свой бизнес.

- Все настолько серьезно?

- Более чем, - бесцветно говорит он, - И самое страшно, что если это произойдет опять, то я больше с колен не поднимусь.

- В смысле? - не поняла я, - Как такое могло произойти?

- По глупости, - вздохнул он, - Бывшая жена с любовником отжали, а я так бухал, что и не сопротивлялся. Стыдно вспомнить, Вик.

История Боброва была банальна до тошноты и в тоже время уникальна по своей невероятной подлости.

Хотя.. .чему я удивляюсь?

Человеческой подлости?

Она была, есть и будет.

Он рассказывала о ней с каким -то отстраненным спокойствием, словно все это происходило не с ним.

Ему совсем не больно?

Не душат обида и сожаление?

- Уже нет, - ответил Дима, когда я спросила об этом, - Отболело. Потеря одних возможностей, открывает новые пути. Жизнь на это не закончилась. И в итоге я даже благодарен судьбе, за то, что все произошло именно так. Я не очутился бы здесь - в Трудолюбовке, не встретил тебя.

- Велика важность, - со смешком фыркнула я и привстала, пытаясь в темноте по лицу угадать, о чем думает мужчина.

Повисло недолгое молчание в течение, которого Дима бережно перебирая мои короткие пряди, периодически целовал в макушку.

- Ты зря принижаешь свою значимость в моей жизни, - наконец произнес он.

- Звучит, почти как признание в любви, - иронизирую в ответ.

- Так оно и есть.. .Вика.. .так оно и есть.

Я на мгновение замираю и кажется даже перестаю дышать, когда смысл Диминых слов доход до моего уже сонного мозга.

- Влюбился в тебя, как мальчишка, а ты зараза этим пользуешься.

- Я? Пользуюсь?

- Ну, разумеется, - невозмутимо сообщает он, - Уйти вот от меня в свой дом собралась. Что поделать придется идти с тобой и спать на той самой неудобной на вид кровати.

- С чего ты вообще решил, что я позволю тебе спать на своей кровати? - возмутилась я, -На диване поспишь - не развалишься!

- Еще и жестокая.. .я ж говорю - пользуешься.

Хотела возразить, но мне самым наглым образом заткнули рот поцелуем. Сначала страстным, напористым, таким, что мгновенно перехватило дыхание, а после все более чувственным и неторопливым.

- Вредная ты женщина, - стонет Дима отрываясь от моих губ и снова приникая ими к макушке, - Держать мужика на голодной пайке.

- Я - полезная, а ты сам виноват - нечего было меня своей тачкой переезжать. Поломал Вику - теперь вот мучайся.

Бобров расхохотался, прижал меня к себе покрепче и заявил:

- Иногда ты похожа на мою маму.

- Я? - выпала в осадок от такого сравнения, - Мы с ней нисколько не похожи. Мне показалось или у вас с ней натянутые отношения?

Дима тяжело вздохнул и чуть помедлив, рассказал, что в самый сложный этап в его жизни Дина Альбертовна вместо помощи забила на сына, как на безнадежного. После развода он много пил. Оно и неудивительно, после такого предательства любой сломается. Разумеется, маме это не нравилось, а с учетом того, что бывшая жена выставила Боброва из квартиры, делал это в мамином доме. Дина Альбертовна попыхтела-попыхтела и отправила сынку дальше спиваться в деревню на их старую дачу.

- Понимаешь, Вик, очень легко любить хороших детей, у которых все в жизни получается, а плохих - убрать с глаз долой, авось сами справятся.

- Это отвратительно, - прошептала я, ощущая еще большую ненависть в этой Грымзе Альбертовне.

- Не стоит судить так строго. Ты просто не знала меня в тот период жизни. Я сам был не менее отвратителен.

После этих слов романтический настрой пропал, но появилось тонкое, едва ощутимое чувство близости между нами. Я расслабленно положила голову Диме на плечо, а руку на сердце и, слушая его удары, медленно переваривала его откровения.