– Слушай, у меня есть идея. Можешь отдать ракушку мне? Обещаю, что сохраню ее и верну обратно, – попросила Эди.

Луна засомневалась, но бросила ракушку ей в ладонь.

Они улыбнулись друг другу. Я рухнул на диван, глядя, как развиваются события. Камера развернулась кругом, и на экране снова появилось мамино лицо, на сей раз с широчайшей улыбкой.

– Эди – лучшее, что случалось с этой семьей, Трент.

Мама ошибалась, но мне не хватило духу сказать ей, кем на самом деле была Эди.

Гибелью ее сына.

* * *

Когда Луна вернулась домой, ее распирало от историй, которые она не могла рассказать. Мама предложила набрать ей ванну и приготовить ужин, и я ухватился за возможность выйти из дома и разобраться с путаным ворохом мыслей.

– Эди, благослови ее господь, еще там, занимается серфингом. – Триш нахмурилась, крутя на запястье часы David Yurman. Знала бы она, что эта самая девушка несколько недель назад стащила ее сумку. – А вообще, я думаю, она уже уходит. Солнце начинает садиться.

Не задумываясь о том, что делаю, я обул спортивные кроссовки и спустился вниз. Я убеждал себя, что снова иду пробежаться вдоль пляжа, но это была чушь собачья. Я шел туда с целью найти ее.

Я шел туда, чтобы застать ее.

А когда застану… что я, черт возьми, буду с ней делать?

Заметить ее было легко. Она единственная осталась на пляже.

Пестря, словно ярмарка, набережная все еще была полна богачей, но серферы и загорающие дамочки уже давно ушли. Эди лежала в одном купальнике лицом к заходящему солнцу, подложив под голову черный рюкзак. Она сняла солнцезащитные очки и топ для серфинга, и прижалась кожей к прохладному песку. Ее глаза были закрыты, а губы шевелились в такт словам песни, которую она слушала по беспроводным наушникам.

Желтая доска для серфинга лежала рядом, как верный товарищ. Живое существо. Как питомец.

Я сократил разделявшее нас расстояние, просто за ней наблюдая. Встал над ней. Черт, я был в одном шаге от судебного запрета на приближение, но было сложно отвести взгляд. Она что-то пробуждала во мне, как пробудила и в Луне. Я не знал, что именно, но ощутил тепло, сопровождавшее это чувство. Но самое поганое в этой ситуации, что мы с Луной оба оказались в заднице, так как эта девчонка отдала свое сердце кому-то другому.

А потому мы с дочерью могли попасть под удар.

– Твою ж мать! – взвизгнула Эди и тут же вскочила на ноги, вытащив наушники из ушей и бросив их на рюкзак. – Чувак, прекращай подкрадываться ко мне, как мерзкий извращенец. Что ты здесь делаешь?

Понятия не имею, черт возьми, но ты должна меня прогнать.

Все в ней источало зрелость. Она была притягательна, и не только внешне. Как старая песня, с которой связаны приятные воспоминания. Или как все, что пробуешь впервые. Первая банка пива. Первая сигарета. Первый поцелуй. Я знал, что она будет преследовать меня до самой могилы, если ничего не предприму. И сделает что похуже, если начну действовать.

Я смотрел, как вздымается и опускается ее грудь, как она судорожно вдохнула, когда я шагнул к ней с уверенностью, которую впервые за долгие годы не чувствовал в полной мере. Она медленно отступила назад. На пляже было пусто. Солнце уже село. Я загонял ее в угол и наверняка пугал до смерти, но я уже был не в себе, и меня это не волновало.

Я хотел намокнуть и, не ступая ногой в океан, дать волне накрыть меня с головой.

Я хотел запретного, неподходящего и совершенно безумного.

Я хотел дочь своего делового партнера, которая была почти вдвое младше меня.

Наше танго прекратилось, когда девушка спиной уперлась в голубую спасательную вышку. Прижалась к деревянной решетке, и ей некуда было идти. Я стоял с ней лицом к лицу и вдыхал ее запах. Запах моря, свежего пота и ее неповторимый сладкий аромат, от которого хотелось лезть на стенку. Мне хотелось уткнуться носом в ее растрепанные ветром волосы и никогда не отрываться. Хотелось поцеловать ее, что само по себе было безумием, потому что у меня никогда не возникало желания кого-то поцело-вать.

Моя алчная ладонь коснулась ее щеки, и я ощутил, какой она была холодной. Все ее тело дрожало. На мне была спортивная кофта с длинными рукавами, а Эди стояла в одном бикини. Я опустил взгляд, как самая настоящая сволочь. Ее твердые соски выступали под тканью и глядели на меня. Я неторопливо спустил ладонь с ее щеки на шею. Она не отодвинулась и не отвела взгляд. Лаская ее нежную кожу, я двинулся к ключицам, а потом провел пальцем по соску через ткань купальника. Я молча смотрел на нее, слишком разгоряченный, чтобы испытывать чувство стыда, которое сопровождает возню с подростком.

Эди подняла на меня взгляд, полный страха и страсти; ее бездонные глаза манили в них нырнуть.

– Еще раз, – выдохнула она, и я ладонью почувствовал, как ускорился ее пульс.

Я чувствовал, что ее тело движется рядом с моим, хотя мы даже не соприкасались, и, черт побери, это были дурные вести для моего члена.

Оттаивает. Она согревалась.

Не разрывая зрительный контакт, я снова провел пальцем по ее соску. Она со стоном потянулась прикоснуться ко мне. Но я отступил назад и шикнул.

– Нечестно, что ты один веселишься, – недовольно простонала она, подаваясь ко мне телом.

Я недоуменно изогнул бровь.

– Думаешь, будет весело возвращаться домой с посиневшими яйцами?

– Необязательно, чтобы они были посиневшими.

– К несчастью для меня, обязательно.

– Сам виноват.

– То, что я хочу с тобой сделать… – я замолчал, овевая горячим дыханием ее холодную кожу, – тебя погубит.

Эди закрыла глаза и замотала головой.

– Еще раз.

Я попаду за это в ад, но все равно в третий раз провел пальцем по ее соску, глядя, как ее бедра покачиваются в поисках того, чего возле них не было. Я стоял недостаточно близко, чтобы она могла тереться об меня, и вовсе не потому, что не хотел этого. Если подойду ближе, то потеряю контроль. А я не мог его потерять. И не потеряю. Ведь слишком многое было поставлено на карту.

– Еще, – простонала она.

Я сделал это снова.

– Еще… еще, еще и еще.

Я потер ее правый сосок сквозь ткань бикини, зажав его между большим и указательным пальцами. Смотрел, как она запрокинула голову и приоткрыла рот от удовольствия. Я невольно приблизился к ней на пару сантиметров. А потом еще на пару, а когда ее твердый сосок стал крайне напряженным и чувствительным, я поймал себя на том, что слегка выкручиваю его, чтобы усилить ее удовольствие. Мне чертовски сильно хотелось довести ее до оргазма, но отчего-то схватить ее в объятия и заявить на нее свои права казалось конечным шагом. Точкой невозврата.