— Неправда! Вы сами знаете, что это не так!

Август одарил мальчика сердитым взглядом.

— Ты можешь представить, что произошло бы, если бы все узнали об этом? — отрезал он. — Смерть, случай, судьба — все это часть жизни, и мы не можем ее изменить. Мы не можем изменить законы природы.

— Но вы использовали состав на экспонатах музея! В чем разница?

— Впечатления ради, напоказ! Сами по себе они ведь не живые, их создал я. Это проволока, дерево и газеты. Куклы, Том! Не живые, не настоящие!

— Тот щенок был настоящим, и угри тоже!

— Да, они-то были, верно, — пробормотал Август, казалось, успевший забыть события этого вечера, — но это… мелкие животные. В конце концов, возможно, они уже снова мертвы, откуда мне знать!

— Они все еще живы, я уверен, — негодующе возразил Том.

Он прекрасно знал, насколько силен состав Августа, но даже сейчас, когда кровь кипела в жилах, не мог заставить себя признаться.

— Кроме того, — устало добавил таксидермист, — я не уверен в том, как он подействует на человека. А если что-то пойдет не так?

— Да как вы это выясните, если не готовы попробовать?

Август уставился в окно на огни порта и покачал головой. Каким-то образом события этого вечера все изменили. Его открытие вдруг обернулось тяжелым камнем на шее.

— Я не хочу власти над жизнью и смертью, — выговорил он наконец. — Я таксидермист, химик, даже изобретатель — да, но не судья. И я не хочу этой… ответственности. А ты?

Том хотел было ответить утвердительно, но засомневался. Если бы все происходило в сказке, он знал бы, как поступить. Он принял бы эту силу и использовал ее во благо, изменяя природу и мир. Но речь шла не о сказке, и Ной погиб на самом деле. Можно ли изменять судьбу? Что, если ему суждено было умереть? Том не знал; он был уверен лишь в том, что они могли спасти мальчика, и теперь в каком-то смысле винил себя в его смерти. Этого было уже достаточно.

Следующим утром в Кэтчер-холле по-прежнему царило уныние. Том мрачно сидел за столом и ковырялся в завтраке. Напротив него Август молча пил кофе, уткнувшись в какой-то научный журнал. Часы пробили девять. Том размышлял, не пора ли ему вернуться в собственный мир. Зачем ему оставаться здесь? Похоже, незачем. Он лениво подцепил огрызок тоста кончиком ножа. Пусть решает случай: если хлеб упадет маслом вверх — он уйдет, если поджаристой стороной — останется. Он уже занес над столом кулак, собираясь ударить по ножу, когда раздался громкий стук в дверь. По коридору прогрохотали шаги, и в столовую ворвался разрумянившийся на морозе сэр Генри.

— Август! — взревел он. — Ты должен пойти со мной!

Август с рассеянным видом поднял забитую химическими формулами голову. У него был такой вид, будто в дверях вдруг возник гигантский огненный шар.

— Присаживайся и выпей кофе.

— Боюсь, с кофе придется подождать. Я настаиваю на том, чтобы ты немедленно отправился со мной в музей.

Сэр Генри принялся мерить шагами комнату, нетерпеливо потирая руки.

— Немедленно!

— Что-то случилось? — уточнил обеспокоенный Август.

— Все случилось! Все, Август! Музей наконец-то завершен, и он грандиозен. Грандиозен! Я настаиваю на том, чтобы ты увидел его первым — и ты тоже, Том. Собираемся, ребята, экипаж уже ждет.

Сэр Генри явно отличался беспредельным энтузиазмом и не привык, чтобы ему перечили. Август со вздохом отодвинул стул и послушно вышел в коридор.

— Ты же знаешь, что я там все уже видел, — проворчал он, смиренно натягивая шапку.

— Конечно видел, дружище! Разумеется, ты же сам делал экспонаты. Но теперь работа завершена. Закончена! Ну, почти.

— Почти? — переспросил Август. — Но сегодня открытие!

— У меня возникла одна идея, но об этом потом. Идем же, идем!

Подгоняемые сэром Генри, они спустились по лестнице к ожидающему их кебу. Захлопнув за собой дверцу, Скаттерхорн-старший громко постучал по крыше тростью, и кучер поспешно погнал лошадей вниз по склону холма. По пути сэр Генри, не умолкая, говорил о музее и грандиозном бале в честь открытия, который должен состояться вечером, и от его восторженности заледеневшее сердце Тома начало оттаивать, словно отогреваясь в солнечных лучах. К тому времени, как экипаж подъехал к воротам музея, он почти забыл о вчерашней трагедии и сам едва не лопался от любопытства.

— Волнуетесь, ребята? — просиял сэр Генри. — Бог свидетель, я-то волнуюсь.

Кеб остановился, и охотник, настежь распахнув дверцу, спрыгнул на тротуар. Подняв глаза, Том увидел знакомый фасад музея Скаттерхорна — хотя и оказался не готов к тому, насколько иначе тот будет смотреться новым. Он прямо-таки сверкал в лучах зимнего солнца.

— «Боже, храни короля»? — переспросил Август, глядя, как рабочие устанавливают над входом каменный щит между парой драконов.

— Конечно! Почему нет! — фыркнул сэр Генри, взлетая по ступеням. — Очень важно получить высочайшее одобрение.

— А ты его получил?

— Нет-нет-нет! Но важна сама идея. А теперь поспешим же!

Внутри царила суматоха — подготовка к торжественному открытию шла полным ходом. Потолок украшали гирлянды, а в фойе высились пирамиды бокалов для шампанского. Сэр Генри тут же взялся руководить работами, не забывая одновременно проводить для Августа с Томом молниеносную экскурсию.

— Итак, от арктических пустынь Гренландии взгляд отвлекается на непроходимые джунгли Амазонии с плавным переходом на бескрайние африканские равнины, — восторженно тараторил он, обводя зал широким жестом, — а там…

Но Том не слушал его, ошеломленно озираясь. Он не мог поверить, что музей выглядит так роскошно и ярко. Тропический лес на самом деле был темно-зеленым, ослепительно-белый песец почти терялся на фоне снега. Дерево колибри сверкало и переливалось всеми цветами радуги, и даже мамонт выглядел лоснящимся и почти живым. Мальчик смотрел на хорошо знакомые экспонаты так, словно видел впервые, в точности такими, какими их задумал Август, и поражался, насколько же сильнодействующим оказался изобретенный тем состав.

— Настоящий триумф, — восхищенно произнес таксидермист.

— Наш общий триумф, — уточнил сэр Генри. — Уверен, газетным щелкоперам это придется по вкусу.

— Сэр Генри Скаттерхорн, знаменитый исследователь и коллекционер, — с кривой усмешкой объявил Август, выводя в воздухе воображаемые буквы.

— И Август Кэтчер, великий таксидермист, — подхватил сэр Генри, — создали то, что по праву может считаться одной из лучших естественнонаучных коллекций в Англии.

Он окинул витрины взглядом, полным безмолвного восхищения.

— Август, не представляю, как тебе удалось добиться такой естественности. Это прямо какое-то волшебство.