Осень потихоньку старалась отвоевать полагаемую ей по сезону территорию. На Великих озерах она уже позолотила пышную листву деревьев, безжалостно перекрашивала белилами еще некогда голубое небо, щедро, особенно по утрам, подпускала тумана на воду. И все бы еще было ничего, если бы не стало холодать. Чего-чего, но любую температуру ниже пятидесяти по Фаренгейту Кристоф Миган не выносил. Впрочем, не выносил он и сильную жару, от которой на время сбежал с ранчо на озера, где у него был довольно скромный домик, целиком и полностью собранный из дерева.

Миган стоял на пороге и смотрел вдаль, туда, где сквозь прореженный лес проступала водная гладь. Этим утром он вновь с надеждой ждал, что вот-вот из-за едва различимых вдали гор поднимется солнце и на землю вернется исчезающее тепло.

Но солнце и на этот раз не достало своими слабеющими лучами до его дома. Поэтому старик как наяву вспомнил ранчо и то солнце. Пора собираться…

Пора собираться в дорогу. Правда, пока на последнюю в этом сезоне приозерную прогулку. Кристоф вдохнул полной грудью и отправился по тропинке в дальний конец своих владений. На ходу лучше думалось. Ходьба помогала не дать разбежаться в стороны мыслям, а заодно разогнать кровь, согреть суставы и вообще отвлечься от старческих недугов.

Деревья вокруг отбрасывали неестественно длинные тени. Миган поймал себя на малоприятной мысли, что вся его жизнь напоминает косую утреннюю тень. Длинная, внушительная, перекрывающая собой огромные пространства. Но в отличие от окружающих теней, магнат прекрасно отдавал себе отчет в том, что это всего лишь обман зрения. Вскоре он уйдет, как и эта тень от деревьев. И от него тоже не останется ничего – ни детей, ни книг, ни воспоминаний. Останутся лишь опостылевшие миллиарды, которые не дают ни на минуту расслабиться, заставляют вертеться, невзирая на возраст. В конечном счете они окажутся в руках менеджеров и партнеров.

Миган ощутил боль в душе, будто его самого уже кто-то распиливал на части. Он ни на минуту не сомневался, что и те и другие распилят, разорвут империю на куски. И Миль Готлиб возглавит этот процесс. Кто же еще будет способен на это в полном объеме?!

А как хотелось остаться в памяти современников великим автором. Неважно даже чего именно. Главное – автором, творцом! Такое авторство, а вслед за ним и удовлетворение от прожитой жизни, перед тем как уйти совсем, ему и должна была принести идея подарка человечеству, которую он бережно вынашивал в последнее время.

Перед взором Мигана, вытесняя красоты проглядывающего за деревьями озерного мира, предстал во всем многообразии неизвестный, загадочный континент. Нет, даже не континент – новая Вселенная, которую можно возвести по принципиально иным законам, где главенствуют внутренняя красота и превосходство знаний. И тогда можно заявить свои права на обладание всем этим миром!

Кто сказал, что виртуальным? Может, это сам Господь создал вокруг себя виртуальное пространство, оставаясь при этом в своем райском – для него единственно реальном? И кто нас ждет там, в Раю…

* * *

А Даконто все это совершенно не волнует. Ему подавай лишь глобальную компьютеризацию. Ему интересен лишь принцип. Ему нужен лишь размах, который возможен лишь на его, Мигана, деньги. Так и быть! Он выложит на стол эти чертовы деньги. Но исключительно для того, чтобы масштабный проект Даконто превратить в гран-ди-оз-ный! Но уже его, Мигана. Собственный! Интернет, методы доставки информации, высокие технологии – они отнюдь не виртуальны, их можно купить и поставить на службу своим целям. И это станет главной миссией Кристофа Мигана на финише жизни. Потому что это его идея, и только он до конца понимает, чему она должна служить.

За спиной захрустели ветки. Погрузившись в свои мысли, Миган и не заметил, как дошел до самой глухой части леса, куда редко кто заглядывал. От неожиданности он вздрогнул и обернулся. Кто там несется за ним с таким шумом?

Его догонял садовник.

– Вам телеграмма, сэр, – протянул он листок, который Миган с видимой неохотой развернул. Еще бы, испортить такую полезную во всех смыслах прогулку!

«Возвращайся срочно на ранчо. Готлиб», – гласил незамысловатый текст.

«Тоже мне, командир, – неприязненно подумал Миган. – Я и так возвращаюсь, причем по своей воле, а не по телеграмме. Но все-таки любопытно, что там стряслось».

* * *

И в вертолете, который доставил его в Милуоки, и в самолете по дороге в Сан-Диего, Миган не мог избавиться от воспоминаний о споре с Даконто тогда, на ранчо. Память, будто сама по себе, выуживала из своих глубин все новые и новые пласты. Вот и в полете он неожиданно вспомнил, как среди ночи, когда, укутавшись в легкий плед, он дремал на террасе, туда неожиданно вернулся Даконто.

– Не спится, как и мне? – прогоняя сон, улыбнулся гостю магнат. – Хотя тревожный сон удел стариков. А вы чуть ли не вдвое моложе меня.

– Хотел еще раз взглянуть на звезды. Когда еще сюда вернусь. Хотел бы я быть таким стариком, как вы! Вы открыли мне звезды, – искренне ответил ученый.

– Звезды, конечно, хорошо. Но вот скрипеть суставами? Нет уж, увольте! Молодость ничем не заменишь.

– Рано или поздно все стареют, и от этого никуда не деться. А вот сохранить энергию и ясность мысли мало кому удается.

– В этом смысле у людей творческих большие преимущества над другими. Говорят, их мозг вообще не стареет. Я, к сожалению, не отношу себя к творческим личностям.

– Позвольте ваши слова счесть за небольшое кокетство, – лукаво произнес Майкл. – У вас большие планы. Иначе зачем вам было звать меня сюда?

Окончательно отгоняя прочь дрему, Миган не стал напрямую отвечать на вопрос.

– Вы когда-нибудь задумывались, Майкл, как несправедливо устроен мир? Он делит людей на расы, на касты, одним дарит власть, другим лишь жалкое существование.

– Я постоянно думаю об этом. И знаете, к какому прихожу заключению? Все временно и преходяще. Власть имущие так же беспомощны перед обстоятельствами, как и тот, кем они повелевают. По сути дела, жизнь всем дает одинаковый шанс, а дальше все зависит от интеллекта, который не передается по наследству. Большинство выдающихся политиков, полководцев, ученых от рождения не имели никаких кастовых преимуществ, они просто сполна использовали свой шанс.

– Кого вы имеете в виду?

– Да кого угодно! Атилла, Гунн, Кромвель, Наполеон, Сталин, Пастер, Бальзак, Шекспир… Если есть дар, то остальное – вопрос знаний и обстоятельств.

– Надеюсь, вы не станете отрицать, что демократия все-таки уравнивает шансы? – Миган сознательно задал банальный вопрос, он не сомневался, что у Даконто свой взгляд на вещи.

– Чушь! Самообман! Демократия лишь множит касты и затрудняет выбор. Единственное, что может по-настоящему уравнять людей, – доступность знаний. Знания в современном мире – это самая главная материальная сила.

– Не буду спорить, молодой человек. Но вы разве не думали, что ими можно манипулировать и тем самым все более и более утверждать свою власть?