– Ничего, они и не такое выдерживали, ты же знаешь. – Мег благодарно улыбнулась мужу.

Всю свою жизнь они шли рука об руку, а такое в этой жизни дорогого стоило, и разве удивительно, что точно таких же прочных семейных отношений они желали своим дочерям?

– Но честно тебе признаюсь, что совсем не знаю, как буду говорить с Эленой, – задумчиво проговорила Мег. – Мы с ней не близкие подруги, и к тому же получается, что моя дочь борется с ее дочерью.

– Кому с этим и справиться, как не моей умнице! – Тражану еще раз поцеловал жену, и еще раз, и еще. В конце концов поток любви унес их от тех проблем, которые они так хотели бы, но все-таки никак не могли разрешить…

Эдуарда вернулась из Ангры счастливая. Она и не думала, что Марселу может быть таким внимательным, любящим, деликатным. Выходные она провела как в раю, и Элене радостно было заметить, как изменилась ее дочка: румяная, красивая, загоревшая, а глаза прямо-таки сияют.

– Марселу хочет, чтобы я переехала к нему прямо сейчас, и мы начнем все сначала! – поделилась ликующая Эдуарда. – Только… – Лицо ее приняло смущенное выражение, хотя глаза по-прежнему сияли, – когда я говорю с тобой о своей любви, я чувствую себя такой эгоисткой…

– Что ты такое говоришь, доченька?! – всплеснула руками Элена. – Люби себе на здоровье своего Марселу и будь счастлива! Не хватало только, чтобы ты переживала из-за меня!

– Я уверена, что Атилиу к тебе вернется, – высказала Эдуарда свое заветное желание.

За время замужней жизни матери у нее сложились такие доверительные отношения с Атилиу, что временами он казался ей почти что отцом и уж, во всяком случае, добрым надежным старшим другом. К разладу отчима с матерью она относилась не как к стороннему делу именно потому, что ей совсем не хотелось лишиться той прочной опоры, которую она вдруг обрела в отчиме. Дядюшка Педру относился к ней иронически, мог подколоть, невольно обидеть. У него были сложные отношения и со своими детьми, и к молодому поколению он относился неоднозначно, а еще точнее, скептически. Собственно, дружеская привязанность к Атилиу была для Эдуарды первым безоблачным опытом взаимоотношений с мужчиной.

В словах дочери Элена увидела лишь дежурное желание ее утешить и поспешила все расставить по местам. К чему ей утешения? Она привыкла смотреть правде в глаза.

– У него уже есть другая, доченька. Он улетел в Сан-Паулу, в командировку, с Флавией.

– Да как она посмела? Лучшая подруга?! Компаньонка?! – Для Эдуарды сообщение матери было просто шоком. – Это настоящее предательство! Атилиу?! Никогда бы я не подумала, что он поведет себя как какой-то…

– Он – мужчина, а Флавия – женщина, вот и все. Ей совсем не хотелось обсуждать этот вопрос с дочерью, не хотелось и омрачать такую счастливую, такую сияющую Эдуарду, но жизнь есть жизнь. К счастью, она вспомнила, что у нее в запасе есть приятный сюрприз для Эдуарды, который направит ее мысли совсем по другому, более приятному руслу.

– У меня есть для тебя открытка, – сказала она и, порывшись в одном из ящиков, извлекла глянцевую открытку с Эйфелевой башней.

Эдуарда быстренько пробежала ее глазами.

«День клонился к вечеру, – читала она. – Золоченые улицы города окутывал вечерний сумрак, дул прохладный ветерок. Я вышел подышать свежим воздухом и на одном из мостов через Сену увидел танцующую девушку. Она была счастлива и чем-то походила на тебя. Этот образ навсегда сохранится в моей памяти, потому что Париж – волшебный город.

Сезар».

– Это от Сезара, – сказала Эдуарда матери и лишний раз удивилась, откуда он все про нее знает. Знает, когда она несчастна, когда счастлива… На губах ее вновь расцвела улыбка – да, она была счастлива, и неизмеримо больше, чем выходя замуж, потому что убедилась: Марселу любит ее по-настоящему, он уважает ее и ради того, чтобы им быть вместе, готов измениться.

Элена с понимающей улыбкой смотрела на Эдуарду. Счастливое время молодость! Страдание и радость всегда идут рука об руку, но в молодости могучее желание жить разметает в прах вчерашнее страдание, маня призраком лучезарного счастья.

Ее же окружали призраки прошлого страдания, помогая пережить и наставшее, нелегкое для нее время, обещая, что у нее достанет сил, чтобы справиться и с этим.

Разрыв с Атилиу причинял ей боль, но она ни в чем не винила ни его, ни свою подругу, прекрасно отдавая себе отчет в том, что сама разрывала связывающие их нити одну за другой. Вернее, нет, она разорвала их в тот трагический для ее дочери миг, когда та потеряла ребенка, и теперь счастливое лицо Эдуарды служило ей утешением и подтверждением, что она поступила правильно.

Материнской любви свойственна жертвенность, и Элена надеялась, что принесенная ею жертва придаст прочность счастью дочери.

Она спокойно выслушивала упреки возмущенной Тадиньи, которая и за завтраком, и за ужином поносила Флавию, советуя Элене оттаскать соперницу за волосы.

– Она! Она всему причиной! – твердила Тадинья. – Бесстыжая она, другого слова для нее нет! Она ведь открыто предлагала себя твоему мужу, а ни один мужчина не откажется от такого предложения. Так уж они устроены, эти мужчины! И ты имей в виду это, голубка, – тут Тадинья повернулась к Эдуарде.

Эдуарда, представив себе Флавию и Атилиу, вновь закипела гневом.

– Пусть они мне на глаза не показываются, подлые бесчестные люди! Я никогда больше не взгляну в их сторону! – процедила она.

– Девочка моя! – Элена обняла свою дочь, самого близкого ей на свете человека. – Разве можно быть такой нетерпимой?

– Нетерпимой? – Эдуарда взглянула на мать. – Справедливой, наверное, ты хочешь сказать? Знаешь, у Бранки есть любопытное правило. Она мне как-то сказала: «Я никогда ни в ком не разочаровывалась, потому что не позволяла себе обольщаться». Мне кажется, она права.

– Нет, нет и еще раз нет! – горячо возразила Элена. – Невозможно жить без доверия к людям. Нужно всегда верить в лучшее, в то, что человек поймет свои ошибки и исправится! Разве ты не чувствовала себя обманутой?

– Да, и очень переживала, – согласилась Эдуарда.

– А теперь снова поверила Марселу. Поверила до такой степени, что собираешься с ним жить. Так ведь? И правильно! Люди меняются… Надо в это верить.

– И все-таки эти двое поступили подло, – упрямо проговорила Эдуарда.

– Ты просто любишь меня, и тебе трудно примириться со случившимся, – целуя дочь, сказала Элена, – но это пройдет.

– Нет, я никогда их не прощу, – упрямо стояла на своем дочь, вспоминая, как бросилась она к Атилиу, надеясь, что его размолвка с матерью – случайность, что после нее он будет искать примирения… Но измена, предательство? И кто? Атилиу. С кем? С Флавией. Неужели Марселу был прав, когда не советовал ей переезжать в квартиру Атилиу?

– Тысяча женщин прошла через нее, – сказал он ей тогда.