— Но так было написано в сегодняшних утренних газетах.

— Бумага все стерпит.

Боденштайн и Энгель переглянулись. Потом она отвела взгляд, скрестила руки на груди и прислонилась к одному из столов.

— Вы вчера позволили пойти вашему начальнику на пресс-конференцию, снабдив его неверной информацией, — констатировала она. — На это есть какая-нибудь особая причина, или это здесь общепринятая традиция?

Боденштайн не отреагировал на эту провокацию.

— Информация не была неверной, — ответил он. — Однако господин директор уголовной полиции зачастую не может остановиться, особенно если считает необходимым получить быстрый результат расследования.

— Оливер! Как будущий руководитель данного ведомства я хотела бы знать, что здесь происходит. Итак: почему вчера проводилась пресс-конференция, если дела еще не расследованы? — Ее голос звучал резко и вызвал в памяти Боденштайна неприятные воспоминания о другом случае и другом месте. Тем не менее он не собирался перед ней тушеваться, даже если она тысячу раз была его начальницей.

— Потому что Нирхоф так захотел и меня не слушал, — парировал он с такой же резкостью в голосе. Выражение его лица было спокойным и почти равнодушным. Пару секунд они пристально смотрели друг на друга. Она пошла на попятную, стараясь придать своему голосу более спокойный тон.

— То есть ты не считаешь, что все трое являются жертвами одного и того же убийцы?

Боденштайн проигнорировал дружеское обращение. Как опытный полицейский, он хорошо разбирался в тактике допросов и не давал сбить себя с толку переходом с агрессивного тона на миролюбивый.

— Гольдберг и Шнайдер были убиты одним и тем же лицом. По моей теории, кто-то очень не хочет, чтобы продолжалось расследование, и поэтому пытается направить наше подозрение на Ватковяка, которого мы пока еще не нашли. Но пока это чистая спекуляция.

Энгель подошла к доске.

— Почему у вас отобрали дело Гольдберга?

Она была невысокой и хрупкой, но, если хотела, могла оказывать на других людей устрашающее действие. Боденштайн задавался вопросом, как его коллеги — особенно Бенке — будут уживаться с этой новой начальницей. Ему было ясно, что фрау доктор Энгель не будет, как Нирхоф, довольствоваться письменными отчетами, для этого Оливер слишком хорошо ее знал. Николя еще раньше была перфекционисткой с выраженной тягой к навязчивому контролированию. Она хотела всегда иметь точную информацию и умела предчувствовать интриги.

— Кто-то, имеющий серьезное влияние в нужных местах, опасается, что нечто, что было бы лучше скрыть, может стать достоянием гласности.

— И что это может быть?

— Тот факт, что Гольдберг в действительности не был пережившим Холокост евреем, а являлся бывшим членом СС, что однозначно подтверждает татуировка с группой крови на его руке. Прежде чем у нас забрали труп, мы успели произвести вскрытие.

Николя оставила его пояснения без комментариев. Она обошла стол и остановилась во главе его.

— Ты рассказал Козиме, что я буду твоей шефиней? — спросила она как бы между прочим. Боденштайн не был удивлен, что она резко сменила тему. Он предполагал, что рано или поздно столкнется с прошлым.

— Да, — ответил он.

— И?.. Что она сказала?

В какой-то момент Оливер почувствовал, что готов сказать ей не очень лестную правду, но было неумно делать Николя своим врагом. Она неверно истолковала его нерешительность.

— Ты вообще ей ничего не говорил, — возразила она с торжествующим блеском в глазах. — Я должна была бы это предположить! Враждебность всегда была твоей большой слабостью. Ты действительно не изменился.

Бурные эмоции, скрывавшиеся за этими словами, озадачили и встревожили Оливера в равной степени. Совместная работа с Николя Энгель будет непростой.

Прежде чем он успел объяснить ей ее просчет, в двери появился Остерманн. Он бросил на Энгель быстрый взгляд, но поскольку Боденштайн и не собирался представлять ему женщину, он ограничился вежливым кивком головы.

— Это срочно, — сказал он Оливеру.

— Я сейчас приду, — ответил он.

— Не зацикливайтесь на этом, господин Боденштайн, — Энгель довольно улыбнулась, как кошка. — Мы еще наверняка увидимся.

Старая женщина была залита кровью и полностью обнажена. Она была привязана за запястья, а в качестве кляпа в рот ей был засунут чулок.

— Выстрел в затылок, — пояснил врач неотложной помощи, которого вызвали коллеги в униформе, прибывшие первыми на место преступления. — Смерть наступила примерно десять часов назад. — Он указал на обнаженные ноги женщины. — Кроме того, ей еще прострелили коленные чашечки.

— Спасибо. — Боденштайн скривил лицо.

Убийца Гольдберга и Шнайдера нанес третий удар, в этом не было сомнений, так как изобразил кровью жертвы на ее голой спине число 16145. Он также не пытался скрыть труп; вероятно, ему было важно, чтобы его быстро нашли.

— На сей раз он расправился со своей жертвой на природе. — Пия надела латексные перчатки, села на корточки и стала внимательно рассматривать труп. — Почему?

— Она жила в доме престарелых «Таунусблик», — вмешался руководитель оперативной группы службы охраны порядка. — Он наверняка не хотел рисковать, предполагая, что кто-нибудь может услышать выстрелы.

— Откуда вы это знаете? — спросила Пия удивленно.

— Вон стоит коляска. — Мужчина указал на инвалидное кресло, которое стояло в нескольких метрах в кустарнике.

Боденштайн рассматривал труп, который нашла собака прохожего, и ощущал смешанное чувство глубокого сострадания и беспомощного гнева. Что испытала старая женщина в последние минуты своей долгой жизни, какой страх и унижение ей пришлось вынести? Мысль о том, что где-то бродит убийца, который действовал со все большим садизмом, не оставляла его в покое. На этот раз он даже рисковал быть замеченным. Боденштайна опять переполнило сбивающее с толку чувство бессилия. У него не было ни малейшего представления о том, какие действия он должен предпринять. Между тем в течение одной недели было совершено четыре убийства.

— Все говорит о том, что мы имеем дело с серийным убийцей, — сказала в этот момент Пия в довершение ко всему прочему. — Пресса разорвет нас на куски, если это будет продолжаться.

Полицейский, пригнувшись, пробрался под загородительной лентой и приветственно кивнул Боденштайну.

— Заявления о без вести пропавшем нет, — сообщил он. — Служба по обеспечению сохранности следов выехала.

— Спасибо, — кивнул Боденштайн. — Пойдемте в пансионат и порасспрашиваем там. Может быть, они еще не заметили, что женщина пропала.

Чуть позже они вошли в просторное фойе, и Пия была поражена, увидев сверкающий мраморный пол и бордовые ковровые дорожки. Единственный дом престарелых, который она знала, был интернат, в котором ее бабушка провела последние годы своей жизни. Пия вспомнила пластиковые полы, деревянные поручни на стенах и запах мочи и дезинфекционных средств. «Таунусблик», напротив, производил впечатление гранд-отеля с длинной приемной стойкой из полированного красного дерева, многочисленными роскошными композициями из цветов, указательными табличками с золотыми буквами и тихой фоновой музыкой. Молодая дама в регистратуре дружески улыбнулась и спросила, что они хотят.