оконных зарождается возня.

Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным.

Уползают с тихим стоном тени прочь при свете дня…

***

Кривая дорожка

Я много лет терзаю лиру.

Ей верен, как абрек — ножу.

С начала века на Стихиру

что на родной завод хожу.

Как наркоман тащусь за дозой,

мотаю шелкопрядом нить.

И стало трудно думать прозой

и даже прозой говорить.

Багаж богаче год от года,

все реже в мыслях брань и дрянь,

все реже кажут нос с испода

невежество и графомань.

Я не витаю в эмпиреях

тачаю стих, как сапоги.

Есть зависть, но не жжет, а греет,

и понукает мне мозги.

Давлю из строчек без пощады

слова пустые, словно вошь.

И ближним не жалею яду,

и сам терплю и брань и ложь.

За кучу лет дошел к порогу

чтоб оглянуться и узреть:

— Стихи писались, слава Богу.

Дай Бог, чтоб так же было впредь!

***

Контрабандист

Может быть, в нарушение правил

Я, как опытный котрабандист

Уезжая, страну не оставил,

И теперь перед Родиной чист.

Не заметил чиновник таможни

Вывез я, словно блок папирос,

Что купить никогда невозможно-

Ту страну, где родился и рос.

От морей до снежинки беспечной

И от гор до пылинки земной

В свою память впечатал навечно

И она теперь всюду со мной.

Облака, как волшебные птицы,

Серебристых дорог провода,

Все в душе моей нынче хранится,

Чтобы мог я вернуться туда.

Сизари на балконах воркуют,

Тополя в предзакатном огне…

Та земля, по которой тоскую

Навсегда сохранится во мне.

В пене белых садов, как невеста

Сквозь пространства плывет не спеша.

Ей навечно отведено место-

Эмигранта больная душа.

Чтоб встречал меня, сердце лаская

Край, где вам не грозят никогда

Ни жестокость, ни глупость людская

Ни иная какая беда.

Бог иного не дал мне таланта

Не художник я и не артист

Я — счастливейший из эмигрантов

Самый ловкий контрабандист.

***

Как перейти границу

Нынче небо так празднично — звездно,

Словно ждет к себе в гости кого-то.

Я попробую: может не поздно

Душу вычистить чувством полета.

Я окошко пошире раскрою,

Слез и горечи капельки вылью,

Ощутив, как растет за спиною

Что-то больше и ярче, чем крылья.

Комнатушка не больше колодца

Вся в сугробах бумажного снега.

Но достаточно места найдется

Для важнейшего в жизни разбега.

Оттолкнусь от кино и кефира,

От забот, что тащились за мною,

И взлечу из остывшей квартиры

Одолев притяженье земное.

Легкомыслие или беспечность –

Бросить все, от любви и до долга…

Но прекрасно лететь в бесконечность.

Пусть хотя бы недолго. Недолго.

***

Воспоминание о дворике

Глаза закрою, и гляжу с улыбкой,

И вижу смутно, будто без очков,

тот самый дворик, в тополях и липках,

и старый стол стоит на ножках хлипких,

и горка треугольных пирожков,

которых бабушка смешно зовет «ушами»

а солнце на брусчатке кругляшами

я ртом ловлю один из кругляшков.

И четче проявляется картинка:

Мы будто, понарошку, подрались.

Я и девчонка с фиксой, — точно, Зинка,

И друг мой Сашка, рыжий, будто лис.

На жердях сохнет рыба под навесом

И воздух как стеклянный от жары.

Дед в черной шляпе смотрит с интересом,

Войдя в азарт мальчишечьей игры.

Вот выбрался во двор сосед-калека.

Пьян, как всегда. Увидев деда — сник.

А за забором — двор библиотеки,

Таинственного царства умных книг.

Про телевизор мы еще не знаем,

Еще дымит на речке пароход.

Мы даже в космонавтов не играем,

Ведь первый спутник только через год.

Как детство беззаботно и беспечно!

Нет голодухи и налажен быт.

А мы в войну играем бесконечно,

Хоть немцами никто не хочет быть.

И бабушка с соседкою на идиш

Решают кучу жизненных задач.

А ты, скажи, и ты такое видишь?

Ну ты зачем? Пожалуйста, не плачь!

***

Перед операцией

В царстве тридевятом

где заря-зарница

терем есть ребята,

что зовут больница.

Черный дрозд засвищет,

сказочная птица:

"Заходи, дружище,

будешь здесь лечиться!

Залетай-ка кочет

со своей бедою.

Здесь тебя замочат

мертвою водою.

Наш Кощей-вояка

с финкой остро-гнутой

все болячки-бяки

вскроет за минуту!".

В общем, бесполезно

верить иль не верить.

Я вхожу, болезный.

в сказочные двери.

Страшно в этой сказке

мне до дрожи кожной.

Добрый доктор в маске,

режьте осторожней!

Жизнь — стихи, не проза.

станет натурально

Если из наркоза

выйду я нормальным.

А случись остаться

в ямке под цветочком,

помяните, братцы,

хоть вина глоточком!

***

Как я расстался с книгами

Мои друзья. Мой свет. Мои вериги.

Они всегда со мною были — книги.

В экспрессе, в самолете, на шишиге

в любое время и в среде любой.

Не так уж много, — тысяча отборных.

Копил я их, что тот Гобсек, упорно,

и мир великий, мудрый, иллюзорный

в контейнере в пустыню взял с собой.

Когда все стало плохо, я не плакал

Когда везли на скорой — я не плакал.

Не плакал, и держал закрытым клапан,

лишь зубы сжал, чтоб не прорвался вой.

Но расставаясь с книгами я плакал,

как будто бы меня сажали на кол,

как будто из печи горящим шлаком

меня живым накрыло с головой.

Я не хочу обузой стать, поверьте.

Тем более — обузой после смерти

чтоб детям в сумасшедшей круговерти

пристраивать ненужный тяжкий хлам.

Таскал их в клуб, таскал в библиотеку,

знакомым хоть по две на человека,

свез в Беэр-Шеву букинисту-греку.

Тот взял бесплатно, с горем пополам.

Борзых щенков пристроил к добрым людям.

Грущу, но так оно надежней будет

Пусть кто как хочет, так меня и судит.

На полках — три десятка "самых" книг

Так от забот освободился Пиня

Моя душа почти спокойна ныне.

Свободна, будто ветер над пустыней

И я в любой готов отчалить миг.

***

Ад еще на Земле. Август 2020

По божьей воле или по иной

всё реже жизни я и солнцу рад.

Мой личный ад почти всегда со мной.

Пылающий, проклятый, жуткий ад.

Нет сил кричать, на горле жесткий жгут.

Деревья тлеют, в углях и золе,

и бесы в черном дом и сад мой жгут.

и кучи чьих-то трупов на земле.

Лежат пластом и сжатые в комок,

В кровавых брызгах пятна тел нагих

В безмолвной