Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний
Он уходит во тьму, он уходит в туман
а в груди словно в бубен бьет пьяный шаман
Птичьи стаи уже не летят на восток
и сквозь лед не пробьется зеленый росток.
Нет опасных зверей и не видно врагов
эхо шепотом вторит шуршанью шагов.
Стены мертвых домов городов и станиц
молча пялят пустые проёмы глазниц.
Плотным слоем багровые тучи ползут
Небо снизу как будто заляпал мазут.
Кто бы мог предсказать, как ему повезёт.
Ведь достался ему главный в мире джек-пот.
Глубоко под массивом скалистых хребтов
спрятать "тех, кого надо" был бункер готов.
Только эти, "кто надо" успеть не смогли
когда Смерть обнимала поверхность Земли.
И в покоях среди бесконечных глубин
этот техник-смотритель остался один.
Как больной в лихорадке планета тряслась.
Обвалились тоннели и прервана связь.
И не в сказке сказать, как ему повезло:
были воздух, вода и еда и тепло.
Техник триста часов по регламенту ждал.
Все пытался послать аварийный сигнал.
А потом как шахтер, сквозь завалы пород,
он пять лет пробивал до поверхности ход.
Это был изнуряющий каторжный путь.
Он себе не позволил ни дня отдохнуть.
Две надежды в мозгу бились вместе и врозь:
"Глупый случай" и "Может быть, все обошлось"
Он пробился, и воздух вдохнул ледяной.
Мертвый воздух над умершей в муках страной.
Тяжкий воздух пустыни и бурь пылевых
над планетой, где не было больше живых.
И еще он пять лет прошагал тяжело.
Все искал хоть кого-то, кому повезло.
И не мог он уснуть. И не мог он прилечь
Он, счастливец, не видел, как адская печь
пожирала машины, деревья, детей
и стонала Земля от бессчетных смертей.
Он прочел в документах, как вслед за войной
психи мир окатили бациллой чумной,
как разбужен военными супервулкан
и под пеплом погиб мировой океан.
Люди вымерли словно поганые вши.
И надежда ушла из упрямой души.
И теперь он бредет сквозь туман в полумгле
Он последний, кто выжил на мертвой земле
И неймется ему. Он обязан идти.
Просто вдаль. Просто прочь. Чтобы сдохнуть в пути.
***
Четыре лошади
В утренний час, когда птицы поют беззаботно
и, просыпаясь, природа пестра и добра,
По облакам, чьи в лазури белели полотна,
первая лошадь к Земле приближалась с утра.
В цирке, наверное, хлопали б дети в восторге,
(Если б под принцем — достойна была бы баллад)
Нежная шкура белела, как простыни в морге,
Или прозектора трезвого чистый халат.
Мы рассыпали улыбки и громкие фразы,
Ненависть в сердце годами копилась и тьма.
Мы доигрались, и вырвалась к людям зараза,
Мудрых безумных ученых исчадье ума.
Тысячи тысяч растаяли льдинкой в бокале,
Тучные нивы сменились коростой пустынь
Высохли травы и листья с деревьев опали
Пала на Землю звезда под названьем "Полынь".
В полдень ударило солнце в там-там небосклона.
Пыль запылала столь пылко, что больно смотреть.
Умерли звери и птицы, что прятались в кронах.
Воды источников горькими стали на треть.
Чаша разбилась, и время ушло без остатка,
слезы пролил на иконах насупленный Спас.
Маленький мальчик сказал: "Посмотрите, лошадка!"
Лошадь вторая промчалась в полуденный час.
Там, наверху под пылающим куполом неба,
Там, куда птицы взлетали, чтоб тут же упасть,
мчалось виденье, знаменье, и ужас, и небыль:
грива и хвост золотые и рыжая масть.
Жадность и зависть вконец превратились в законы.
Лес истребили, болота и недра Земли.
Мы заигрались. И вот в городах миллионных
ядерных взрывов повсюду цветы расцвели.
Запузырилось пространство шампанским в фужере,
В каждую улицу вполз ядовитый туман.
Мясом горелым запахло, смолою и серой.
Супом в котле на огне закипел океан.
Рыжее Солнце потёрлось о гору ноздрёю
и уползло отсыпаться за старый погост…
Третью увидели люди вечерней зарёю:
Черная лошадь, и черные грива и хвост.
Кончилось Божье, а может Природы терпенье,
Заколебался привычный с рожденья ландшафт,
Зашевелились на кладбищах смутные тени,
вздохи и стоны неслись из пустующих шахт.
И покатились цунами и землетрясенья,
как предрекали давно сочетанья светил.
Толпы в церквях истерично просили спасенья
Словно грехи их им кто-то уже отпустил
И наведЁнным на бледную Землю мушкетом
пялилось гневное красное око луны.
Финиш! Четвертая лошадь явилась с рассветом.
Бледная масть ее и, — хвост и грива бледны.
Видно планете в сердцах звезданул в диафрагму
с неба рванувший в отчаяньи аэролит,
И пробудилась когда-то застывшая магма,
и покачнулись края тектонических плит…
Мы заигрались, и Бог посмеялся над нами:
Горы плясали, как будто лишившись ума.
Твердь поплыла, заходила внезапно волнами.
Пасть разевали провалы, глотая дома.
Час не пройдет, и Земля превратится в могильник,
Скрежет зубовный, да гор развалившихся стон…
К счастью, как раз зазвонил мой будильник.
Утро. Спасибо, Всевышний, что это лишь сон!
***
Записки времён КОВИД-эпидемии
Какая странная эпоха!
Мы думали, что будет плохо
Но так мы думали напрасно.
Ведь оказалось: всё ужасно!
***
Телевизор надоел. И компьютер надоел.
Вроде было много дел. Вроде как лениво.
Лег — поспал. Потом поел. Полчаса в окно глядел.
Видел кошку. Обалдел. Выпил кружку пива.
Ежли был бы автомат, — расстрелял бы всех подряд!
Ну-ка, кто тут главный гад? Одолела скука.
На работу был бы рад. Как когда-то, в стройотряд.
Но возьмут уже навряд. Пандемия. Ссука!
***
Ты да я в одной квартире.
Всё как дважды два — четыре
Двери уже. Морды шире
Алкоголь и никотин.
Пандемия. Мама мия!
что за жуткая стихия.
Все мы люди неплохие.
Нас испортил карантин.
***
Зря, наверно, смущались вначале умы.
Карантин это месяц роскошной тюрьмы.
А теперь, на галерах, в долгах как в шелках
мы прикованы цепью и весла в руках.
И надсмотрщик ходит с тяжелым кнутом.
Карантин… сладко вспомним о времени том.
***
Соломон был мудрец. Даже в годы невзгод
говорил он не раз, что и это пройдёт.
Но стране, где сожрали летучую мышку
это зверство в год Крысы "за так" не пройдет!
***
Врачам, работающим в красных зонах
Потеет тело, кожу жжет
и дышится с трудом.
А смерть ведет свой чертов счет
обычным чередом
Считай, без перерыва год
по мировым часам
ты на войне и бой идет
и смены нет бойцам.
Ты здесь, в опаснейшей из зон,
где реет ада тень,
меняешь свой комбинезон
четыре раза