С изображением молоканина на дальней стене тоже что-то произошло, но Тео не могла понять, что именно. Она понимала, что ей следует испугаться, но почему-то ей было совсем не страшно, и она только поерзала на скамейке, не вставая. Было необычно, но не страшно, и Тео все еще чувствовала доброжелательность banya.

– Тео.

Теперь она поняла, что с ней говорит само здание, и робко откликнулась:

– Да?

– Я голодна, – прошептала banya.

Девочка мгновенно представила себе мертвое животное. Маленькое мертвое животное. Например, крысу или хомяка. Она не понимала, что заставило ее подумать о них, но с уверенностью, которую не смогла бы объяснить, поняла, что это именно то, что нужно купальне. Она была голодна, и ее уже давно не кормили, а в Тео купальня каким-то образом опознала родственную душу. Она хотела стать другом Тео.

– Другом, – согласно прошептала banya. – Я хочу есть, – еще раз повторила она.

В ее голосе послышалось легкое отчаяние, и Тео на минуту задумалась. Где-то она видела мертвую крысу совсем недавно. Где-то совсем недалеко…

Нет. Это была птичка. Она видела птичку рядом с тропинкой, когда шла сюда. Девочка встала и торопливо пошла назад тем же путем, которым пришла. Естественно, птичка лежала рядом с тропинкой среди высохшей коричневой травы, и на нее успело упасть несколько тополиных листьев. Один из них укрывал ее, как одеяло, а другой лежал рядом с ее головой, как отброшенная подушка.

Тео встала на колени и осмотрела птичку. Та напомнила ей ребенка. В ее маленьком тельце были изящество и невинность. Обычно при виде подобных вещей Тео испытывала отвращение. Адам все время подсовывал ей мертвых жуков, или подносил к лицу червей, или заставлял ее смотреть на лягушек, раздавленных колесами машин на дороге. Наверно, это отвращение и заставило ее раньше пройти мимо птички, не останавливаясь.

Но сейчас ее отвращение испарилось – хоть ей и было жалко маленькую птаху, она понимала, что та должна выполнить определенную функцию и, несмотря на то что была мертва, все еще могла принести пользу. Мир вокруг был многогранен, и смерть птички не казалась Тео такой уж грустной, потому что могла помочь поддержать жизнь banya.

Девочка хотела бы, чтобы у нее в руках оказался совок, но было уже поздно, и даже если бы она изо всех сил побежала к дому, чтобы его найти, она наверняка потеряла бы это место в сгущающихся сумерках. Темнело, и тело птички стало растворяться на фоне травы и листьев, лежавших на земле. Поэтому Тео сложила руки ковшиком и подняла птичку. Безжизненное тельце оказалось на удивление твердым и холодным, и она инстинктивно сжала его руками, как будто пыталась согреть. Это было совсем не отвратительно, и Тео не могла понять, почему раньше подобные вещи вызывали у нее неприязнь. Смерть – это совершенно естественная часть жизни, и в ней нет ничего страшного. Любое существо, пожив, в конце концов умирает. Так и должно быть.

Тео отнесла труп птички в banya и положила его на кучку маленьких косточек в середине комнаты. И тут же почувствовала на лице дуновение прохладного ветерка, мягкого и нежного, который дул на нее со всех направлений, лаская кожу легкими, как пух, движениями, пока не исчез в темноте. Она никогда ничего подобного не испытывала, это была самая утонченная форма благодарности, которую только можно было себе представить.

А потом наступила пауза. Повисла тишина.

Тео почувствовала, что banya ей благодарна и хочет удовлетворить свое чувство голода, но не хочет, чтобы девочка видела, как она ест – это Тео тоже почувствовала, – поэтому она попятилась и вышла наружу.

Будучи в дверях, Тео обернулась, но птаха уже исчезла, проглоченная тенями.

– Спасибо тебе, – прошелестел ей ветерок, появившийся из глубины помещения.

– Не за что, – улыбнулась она в ответ темноте.

Джулия с Деанной сидели за столиком на заднем дворе последней и пили холодный чай.

– Мне нравится, как ты все здесь организовала, – сказала Джулия.

– Спасибо, – улыбнулась ее подруга.

Джулия действительно находилась под впечатлением от увиденного. Двор напоминал фотографии из «Кантри ливинг»[48]или из одного из подобных ему журналов. Пасторальное птичье гнездышко выглядывало из разросшегося куста мексиканской розовой примулы, а узкая грунтовая тропинка вилась между шалфеем, цветшим пурпурными цветами, и кучей диких растений из пустыни. Они с Грегори все еще так и не занялись своим двором – просто расчистили его, но еще ничего не посадили. После знакомства с двором Деанны в голову Джулии пришло несколько идей, и ей захотелось заняться благоустройством собственного участка. Может быть, в выходные они с Грегори съездят и купят саженцы…

– Пол рассказал, что Грегори схлестнулся с нашей старой подружкой Марж.

– Я бы не сказала, что схлестнулся. Он просто пошел в библиотеку, чтобы поработать там на компьютере, а она приклеила на лицо фальшивую улыбку и стала ему рассказывать, как им недостает меня. Немного странно, правда? Я сама старалась держаться подальше от этого места первые два месяца после того, как сделала им ручкой, потому что не хотела видеть ни Марж, ни других членов ее банды. А потом решила, что веду себя глупо. Это ведь и мой город, поэтому я не собираюсь в чем-то ограничивать себя только из боязни, что это их как-то заденет. И стала еженедельно посещать библиотеку. Сначала я была настроена очень по-боевому. Я приходила, сделав морду кирпичом, а Марж очень внимательно проверяла мои книги, но постепенно все вошло в норму, и я стала просто обычным посетителем. Теперь у нас «период мирного сосуществования». Выглядит все это очень странно.

Деанна покачала головой:

– Вот тут и начинаешь по достоинству ценить прелести большого города. Там, если у тебя проблема, ты просто идешь в другое место. Выбираешь, например, другую библиотеку…

– Или обсуждаешь эту проблему с вышестоящим начальником, – добавила Джулия.

– Вот именно. А здесь ты от этого человека никуда не денешься. Тебе так или иначе придется иметь с ним дело. Вся проблема именно в этом.

– Как я понимаю, в Макгуэйне достаточно много сторонников… народного ополчения, готовых бороться за лучший мир, – сказала Джулия.

– Ты абсолютно права, – согласилась с ней Деанна.

– А почему, как ты думаешь?

– Да как тебе сказать, – пожала плечами женщина. – Мне кажется, что все эти люди в первую очередь недовольны своей жизнью, несчастливы в семье, не любят свою работу или что-нибудь в этом роде. Поэтому им нужен объект для ненависти. Почему-то когда они кого-то ненавидят, то чувствуют себя гораздо лучше. А так как Советский Союз перестал существовать, то реальных врагов у них не осталось. Я имею в виду организованных врагов. Им некого винить во всех этих вымышленных заговорах.

– И поэтому они начинают ненавидеть свое правительство?