— В Максиме, что ли? — опешил Никита. — Так я ж ничего, по сути, не знаю, кроме того, что сообщила судмедэксперт. Крепко припечатали по голове, затем свернули шею. Конечно, я бы пытался докопаться…

И вдруг оживился, осененный идеей.

— Может, решили припугнуть, чтоб не лез в это дело? Те самые, кто убил Максима? — и покачал головой. — Нет, прикончить хотели однозначно. Сколько людей положили! Ирину-то за что? И Ангелину, врача?

— Они попали под раздачу, — заметил угрюмо Завадский, — а тебе все-таки надо переждать заваруху в тихом месте! Пока не поймем, откуда что взялось!

— Ни за что! — отчеканил Никита. — Я не привык прятаться в подворотнях, тем более нужно объясниться с полицией. Так что прощайте! Спасибо за помощь, не поминайте лихом.

Он нагнулся за сумкой с фотоаппаратом, и в этот момент Завадский резко ударил его ребром ладони по шее. Этот удар, отточенный, профессиональный, мог сразить наповал. Но Завадский не собирался убивать Никиту. Нужно было заставить его помолчать и чрезмерно не дергаться. Журналист ткнулся лицом в приборную доску, Завадский привалил его обмякшее тело к спинке сиденья и пристегнул ремнем безопасности. Машина снова тронулась с места. Голова Никиты безвольно болталась туда-сюда, глаза закатились, а из приоткрытого рта стекала по подбородку слюна. Завадский, казалось, не обращал на него никакого внимания. Лицо его было сосредоточенным, губы сжаты, на скулах выступили желваки.

* * *

«Нива» проскочила еще несколько улиц, застроенных довоенными двухэтажными бараками, скользнула между ними и оказалась в заброшенном сквере с одинокой скульптурой пионера, затерянной в кустах акаций. Вместо руки у пионера торчал кусок ржавой арматуры, а барабан отсутствовал вовсе. Его уничтожили то ли время, то ли местные хулиганы. Судьба гипсового барабанщика Завадского не занимала. Больше его интересовала «Волга», которую он поутру оставил на приколе в тени тех самых акаций, среди которых пряталась скульптура.

Серая «Волга» сиротливо стояла на своем месте, совершенно не потревоженная, хотя подозрительного люда бродило здесь немало. Однако то ли потому, что шпана здесь оживала ближе к вечеру, то ли местные маргиналы еще не проспались, но одиноким автомобилем никто не заинтересовался. Вокруг не было ни души. И только где-то за бараками, возле помпезного, сталинской архитектуры Дворца культуры были слышны отголоски веселой возни, крики и дурашливый визг.

Завадский вышел из машины и бросил бдительный взгляд по сторонам. Никто не выскакивал из кустов с автоматами наперевес, не пытался напасть из засады. И лишь по веткам кряжистого тополя скакали соглядатаи-сороки, но уж они точно не проболтались бы.

Подхватив Никиту под мышки, Завадский с трудом дотащил его до «Волги». Ноги журналиста цеплялись за траву, тело безвольно обвисло. Но он уже, похоже, приходил в себя: постанывал, а мышцы рук и ног непроизвольно дергались. Затолкав его на заднее сиденье «Волги», полковник извлек из ее бардачка небольшой пакет.

В пакете оказались шприц и несколько ампул без маркировки. Надломив одну, Завадский быстро втянул шприцом ее содержимое и подошел к Никите. Нашел на его руке вену и, не озаботившись продезинфицировать руку, быстро вколол содержимое. Церемониться было некогда, и так сойдет! Пустую ампулу и использованный шприц Завадский сунул в пакет — надо выбросить подальше от места стоянки! Химия в ампуле была безобидной, но гарантировала клиенту качественный сон на несколько часов, что для журналиста было крайне полезным. Вынув из кармана плоскую фляжку, Завадский влил ему в рот граммов пятьдесят коньяка, а затем щедро плеснул на рубаху. После того он вернулся к «Ниве». Тщательно протер влажной салфеткой рулевое колесо, ручки, панели, одним словом, все места, которых мог коснуться, и только потом сел за руль «Волги» и неспешно покатил прочь из города.

На выезде старую «Волгу» остановили два патрульных ДПС. Завадский понимал, что известия о перестрелке в городе до них наверняка уже дошли. План «Перехват» объявляется почти мгновенно, и ориентировки передаются всем постам. Но его машина под ориентировки не попадала, и, судя по беспечному виду патруля, машину они притормозили для проформы.

— Ваши документы, пожалуйста, — сказал один из патрульных и, заглянув внутрь машины, уперся взглядом в Никиту, безмятежно спавшего на заднем сиденье.

Завадский сунул ему права, приберегая удостоверение на крайний случай.

— Кто это у вас, Александр Анатольевич, в машине? — спросил патрульный, посуровев лицом.

— Племянник, — вздохнул Завадский. — Нажрался на корпоративе, деньги посеял. Вот, везу домой к матери!

— Рановато для корпоративов, — с сомнением произнес патрульный и, открыв дверцу машины, чутко повел носом. Затем поднял голову и обменялся с напарником быстрыми взглядами. — А документики у племянника имеются?

Эти взгляды очень не понравились Завадскому. Он подобрался, как перед прыжком, но внешне выглядел абсолютно спокойным.

— Вроде были, — кивнул Завадский и, потянувшись к сумке журналиста, склонился к ней, бросив мгновенный взгляд по сторонам.

Засада могла скрываться за кирпичной будкой ДПС, но только в том случае, если кто-то сумел просчитать его маршрут. В данной ситуации это было нереальным. Поэтому, покопавшись в кофре, он нашел удостоверение собкора столичной газеты и подал его дэпээснику с добродушной улыбкой:

— Пойдет?

— Вполне! — кивнул патрульный и посмотрел на Никиту, сравнивая лицо с фотографией.

А Завадский, сохраняя спокойную мину, выругался про себя: «Растяпа!» — и осторожно развернул кофр другой стороной. Не хватало, чтобы глазастый мент заметил, что тот прострелен навылет…

— Пресса! — вздохнул патрульный, вернул Завадскому документы и откозырял: — Счастливой дороги!

— Спасибо! — скупо улыбнулся Завадский и тронулся с места.

Проехав несколько километров, он свернул на дорогу, которая вывела его к реке. Там, на заросшем ивами берегу, нашел укромное место и быстро обшарил карманы и сумку Никиты. Тщательно изучил содержимое бумажника, паспорт, проверил, не включен ли диктофон. Затем осмотрел телефон. На дисплее высветились несколько пропущенных вызовов. Последний — от Быстровой — пришел пару минут назад. Хорошо, что был включен беззвучный режим. Завадский сорвал крышку, вытащил батарею и швырнул телефон с обрыва в воду.

Он с самого начала понимал, что их будут искать. Задействуют все силы. И быстро выйдут на след. Маячков имелось предостаточно: морг, где его и Никиту точно видели несколько человек, куча свидетелей перестрелки, патрульные, несомненно запомнившие пьяного столичного журналиста, плюс ко всему погибли врач и мать парня, чье тело лежало в холодильнике морга… Скоро эти звенья соединят в одну цепь. Заваруха начнется, не приведи господь! Поэтому надо спешить, пока окончательно не перекрыли кислород!

Завадский усмехнулся и, побросав документы и вещи Никиты в сумку, сел за руль.

В организме ощущался явный дискомфорт. Тело болело, саднило, точно его прокрутили сквозь мясорубку, небрежно запихнули в узкий чемодан и долго трясли на общественном транспорте по проселочным дорогам. Во рту, где с трудом помещался непривычно шершавый язык, было кисло и противно, а под веки словно попал песок.