Первую атаку на англичан Роммель предпринял 24 марта и без труда захватил Эль-Агейлу на берегу Большого Сирта (Сидра). Британским танкам удалось остановить продвижение Африканского корпуса под Мерса-Брега, но сравнительно небольшая армия под командованием генерал-лейтенанта Филипа Нима вскоре вынуждена была отступить. 4 апреля Роммель снова атаковал и вновь вынудил англичан к отступлению, угрожая перерезать пути снабжения. Многие британские танки нуждались в ремонте. Немцы, не встречая особого сопротивления, продвигались к Тобруку. Для защиты порта был оставлен австралийский гарнизон, основные силы англичан отступили за египетскую границу, практически на исходные позиции, которые занимали перед декабрьским выступлением.

Уэйвелл ставил Ниму задачу: важнее сохранить армию, нежели захваченную территорию, но солдаты не ведали об этой высшей цели и возмущались тем, что приходится драпать. Артиллерист Лен Тутт описал сражение, в котором его батарея двадцатипятифунтовых пушек несколько часов сдерживала вражеские танки. С наступлением темноты раздался приказ отступать. «Что за хреновина? Немного прошли, вроде бы собирались вступить в бой, но не успели даже разведать позицию, как снова приказ отступать. Не поймешь, в каком направлении. Все подразделения движутся одновременно. Вот глупость – так только паника увеличивается. Вскоре мы распознали и признаки опасности: какие-то парни спрыгнули с застрявшего грузовика и побежали к другому, а между тем, повозившись с минуту под капотом, вполне вероятно, смогли бы починить свой. Бросали машины и потому, что в них закончился бензин, хотя по обе стороны дороги двигались трехтонные цистерны с топливом»18. Бои продолжались с переменным успехом, проход Халфая и форт Капуццо несколько раз переходили из рук в руки, но к концу мая немцы и итальянцы прочно завладели всей оспариваемой территорией.

13 мая Пьетро Остеллино писал жене из-под Тобрука: «Мы существенно продвинулись, и теперь это лишь вопрос времени. Жарко, но терпеть можно, и я вполне здоров. Коричневый, как салями, отчасти от солнца, отчасти от песка, который липнет к коже и вместе с потом превращается в слой грязи. Воды вдоволь, но стоит умыться – и четверть часа спустя ты снова чумазый»19. Вскоре, получив известие о вторжении оси в Грецию, он писал: «Вчера пришло письмо от дяди Оттавио из Албании. Он рассказывает об одержанной там большой победе. Вскоре мы сравняемся с ними и выкинем англичан отовсюду»20. Хотя австралийцы продолжали удерживать Тобрук даже после того, как Африканский корпус проследовал дальше, к Египту, стратегическое превосходство, со всей очевидностью, было теперь на стороне Роммеля. А тем временем, как верно заметил Остеллино, англичане потерпели ряд поражений и в других местах.

Борьба за Балканы началась с затеянного Муссолини мрачного фарса. Потешившись какое-то время идеей завоевать Югославию, он все же 28 октября 1940 г. переправил 162 000 человек из Албании в Грецию. Находившийся в Северной Африке маршал Грациани узнал эту новость лишь из передачи «Радио Рима». Не ведал ничего и Гитлер: дуче так разобиделся, когда Германия, не поинтересовавшись его мнением, захватила Румынию, на которую претендовала также и Италия, что теперь решил изменить правила игры и представить Берлину свои действия в Греции как уже свершившийся факт. Предлогом послужила поддержка, якобы оказанная греками британцам во время их средиземноморских операций. Никто не ожидал серьезного сопротивления от маленькой страны всего с 7 млн жителей, тем более что оборонительные сооружения Греции защищали ее со стороны Болгарии, но не Албании. Международный договор обязывал Великобританию вступиться за афинское правительство, но поначалу помощь ограничивалась небольшим количеством самолетов и другого вооружения. Муссолини говорил своим офицерам: «Если вы скажете, что нам не побить греков, я откажусь называться итальянцем»21. Министр иностранных дел Чиано, как правило, осторожничавший, на этот раз одобрил очередную войну: Греция представлялась легкой добычей. Достаточно, полагал он, символической бомбардировки, и Афины капитулируют, но для пущей надежности он тратил миллионы лир на подкуп греческих политиков и генералов (неясно, впрочем, попали эти деньги по назначению или посредники-итальянцы все разворовали).

Но вышло совсем не так, как рассчитывали в Риме. За несколько недель до объявления войны итальянская подводная лодка потопила греческий крейсер Helli. Народ Эллады возмутился и на вторжение ответил решительным «Нет». Всюду появлялись граффити: «Смерть макаронникам, потопившим нашу Helli». Нищая Греция сумела мобилизовать 209 000 солдат, 125 000 лошадей и мулов. Диктатор Иоаннис Метаксас, прежде отнюдь не пользовавшийся народной любовью, записал в дневнике, когда обострились трения с Италией: «Теперь все на моей стороне». Крестьянин Ахмет Цапунис направил Метаксасу телеграмму: «Не имею денег, чтобы пожертвовать на национальную оборону, и отдаю свое поле под Барико, в нем 5,5 акра. Смиренно умоляю вас принять его»22. Население Кипра, преимущественно этнические греки, прежде симпатизировало державам оси в надежде, что их победа избавит остров от статуса британской колонии. Но теперь киприот писал: «Превыше всего мы мечтали о поражении армий, ступивших на греческую землю, и чтобы плодом нашей победы стала обещанная Черчиллем свобода».

На глазах у изумленного мира греческая армия не только отбросила итальянцев, но и к ноябрю глубоко проникла в Албанию. Итальянский генерал Убальдо Содду хотел просить у греков перемирия. В Афинах Марис Маркоянни услышал, как маленький мальчик спрашивал: «А что мы сделаем с Муссолини, когда побьем итальяшек?»23 Гитлера греческое фиаско привело в ярость. Он всегда был против вторжения в Грецию и уж никак не желал допустить его до ноября, когда в США проходили президентские выборы: опасался, что очередная агрессия держав оси сыграет на руку Рузвельту. Он требовал, чтобы до конфликта на материке Муссолини закрепил за собой Крит – тогда англичане не смогли бы атаковать оттуда. В письме из Вены от 20 ноября фюрер выразил неудовольствие неудачами итальянцев. Дуче в ответном письме ссылался в свое оправдание на дурную погоду, на нежелание болгар участвовать в войне – это позволило грекам высвободить большие силы для переброски на Запад, – наконец, на отсутствие помощи со стороны албанцев. Муссолини сообщил Гитлеру о своем намерении высадить в Греции еще 30 дивизий «и истребить греков под корень». Те, кто тешил себя иллюзией, будто Муссолини не столь жесток, как Гитлер, с ужасом услышали о распоряжении, отданном итальянскому главнокомандующему Бадольо: «Все города с населением более 10 000 человек уничтожить, стереть с лица Земли. Это приказ».

Осуществить варварский приказ не удалось. Несколько месяцев греческая и итальянская армия удерживали друг друга в горах Албании. Такой скверной зимы старожилы не видели уже полвека. Сержант Диамантис Стафилакас с Хиоса записывал в дневнике 18 января 1941 г.: «Дверь нашей землянки не открывается, ее завалило снегом. Сильный ветер нагреб сюда снег. А сегодня опять хлынул дождь. Мы промокли до костей. Огонь не зажжешь, задохнешься в дыму. Ночью не пристроишься лечь, все тело болит. Я встал, вышел, побродил. Хотел откопать новую землянку и прорыл сантиметров двадцать – тут снова пошел снег, и я сдался»24.