Наташа усмехнулась, а Знахарь, снова заглянув в газету, сказал:

– Тут и про нас написано. Пожалуйста: миллионерка от шоу-бизнеса Натали Романофф-Матье скрывает свое происхождение. Здорово! Таак… А вот и про меня. Американец с русским акцентом спасает прекрасных мусульманок от похоти ненасытных шейхов.

Он посмотрел на Наташу и спросил:

– Ты хоть гордишься, что я такой благородный? Видишь, тут сказано: спасает! Спасает прекрасных мусульманок…

– Я знаю, что они прекрасные, но ты бы лучше забыл об этом, а то как раз увидишь, какая я бываю ужасная.

– Ладно, ладно, понял! Но меня гораздо больше интересует другое: как газетчикам удалось пронюхать про то, что неофициально все это будет аукционом невест? Если я узнаю, что информация ушла от кого-то из нашей команды, убью на месте. Не хватало только, чтобы в это дело встряли какие-нибудь бешеные феминистки, ратующие за женскую свободу.

– Да, это было бы весьма нежелательно, – задумчиво сказала Наташа, продолжая держать пульт в руке.

Наконец она нажала на какую-то кнопку, сразу же убрала звук и, глядя на экран, по которому взад-вперед носился Джерри, преследуемый неутомимым Томом, спросила:

– А что там еще пишут?

– Н у… – Знахарь полистал газету, – в остальном все, как есть. Я имею в виду то, как мы это преподнесли. Вот, пожалуйста…

Знахарь начал медленно переводить газетный текст.

– Во всемирном конкурсе «Мисс Европейская Мусульманка-2003» участвуют самые красивые мусульманские девушки с европейским воспитанием и культурой, многие из которых приехали из стран, которые раньше были советскими республиками. Та-ак… Готовят этот конкурс никому до этого не известные миллионеры Уильям Паттерсон, по слухам имеющий российские корни, и скрывающая свое происхождение Натали Романофф-Матье. Ага… Однако, если принять во внимание первую часть ее фамилии, то вероятность того, что она принадлежит к старинному русскому роду, становится весьма высока.

Наташа фыркнула, а Знахарь взглянул на нее и усмехнулся:

– Мисс Матье, вас раскололи!

– Ну и пусть себе. Главное, чтобы не раскололи те, кому не надо. А газетчики – ну что же – молодцы ребята, даром хлеб не едят.

– Конечно, молодцы, – согласился Знахарь, – мне вот только не нравятся намеки про аукцион невест.

– Нравятся – не нравятся… Тут уж ничего не поделаешь. Будем надеяться, что скандала удастся избежать.

И Наташа включила звук.

* * *

План, который придумали бывшая сотрудница ФСБ и неправильный вор в законе, в большей своей части принадлежал, конечно, Наташе.

Знахарь отдавал должное ее профессиональной подготовке и совершенно не страдал от того, что Наташа оказывалась права гораздо чаще, чем он. Знахарь понимал, что многие жизненные ситуации весьма стандартны, и догадывался, что они давно проработаны теми, кто готовит сотрудников спецслужб. А уж для того, чтобы понять, что ловить мусульманского миллиардера нужно именно на молодую, красивую и невинную наживку, никакой специальной подготовки не требовалось.

Замысел, касавшийся того, как подобраться ко второму Корану, родился в один из последних дней на греческом островке. Логика, следовать которой Наташа предложила Знахарю, была проста и базировалась на обыкновенных человеческих инстинктах. Точнее – на одном из них, на самом основном. И еще – на тщеславии.

Если какой-нибудь падишах подберет девушку на улице, то, будь она даже первой красавицей мира, это не принесет ему особого удовольствия, – говорила Наташа.

Другое дело – если эта красотка будет всемирно признана, миллионы мужчин будут вожделеть ее, кто-то будет пытаться купить, но купит ее всетаки именно он, выхватив добычу из-под носа у своих соперников, таких же тщеславных и богатых, как он сам. И даже если она окажется в постели бревном, которое невозможно расшевелить, тот факт, что он утер нос другим претендентам, с лихвой вознаградит его за разочарование.

Шейх Аль-Дахар, обладатель второго Корана, полностью соответствовал всем специфическим требованиям затеянной Знахарем и Наташей игры.

Он был богат, и его состояние, выросшее на черной нефти и белом героине, исчислялось десятками миллиардов. Он был тщеславен, и ради обладания породистым скакуном готов был пойти на все, лишь бы выхватить красивую живую игрушку из-под носа у конкурента. Он был немолод, но похотлив, и юные девушки, которых его агенты сотнями покупали и крали, а также заманивали обманом по всему свету, на время возвращали ему молодость.

Все это делало его бесценным участником предстоящей смертельно опасной, но увлекательной и пьянящей игры.

* * *

Я с отвращением оттолкнул от себя блюдо с устрицами и, посмотрев на Наташу, которая ловко вскрывала их и с видимым удовольствием отправляла в рот, сказал:

– Ну не понимаю я, что такого в этих поганых моллюсках? Почему, спрашивается, если аристократ, то обязательно должен устрицы жрать, да еще и дюжинами? Не понимаю!

– Ну, для некоторых слаще морковки вообще ничего нету, – ответила Наташа, ловко высосав очередную устрицу и бросив пустую раковину в затейливую серебряную мисочку.

– Что значит – слаще морковки? – возмутился я. – Сиживали мы за столом, сиживали, так что – не надо!

Ресторан, в котором мы сидели, располагался под крышей одного из старинных особняков Лондона.

Мрачный зал освещали настоящие факелы, воткнутые в специальные гнезда на стенах, но горел в них, судя по всему, какой-то газ. Если бы там горело то же, что и четыреста лет назад, то, как мне кажется, в этом ресторане было бы не продохнуть от чада и копоти.

В полумраке под сводами зала виднелись мощные потолочные балки, потемневшие от времени. Стены, сложенные из камня, тоже были темными, кое-где на почерневших железных кольцах, вделанных в кладку, висели толстые цепи, в тени простенков можно было увидеть рыцарские латы, старинное зазубренное оружие, от одного вида которого мороз пробегал по коже, в общем – колорит создавался специфический. Но это было таинственно и романтично.

Кто знает, может быть, именно за этим толстым дубовым столом, которому было неизвестно сколько лет, сидели древние британские короли, Шекспиры всякие, Гамлеты…

Кто знает…

Я постучал кулаком по столу, и звук от этого был не сильнее, чем если бы я постучал по асфальту. Ничего себе столик, подумал я, окинув взглядом мощную деревянную панель толщиной сантиметров пятнадцать, сделанную, как видно, из мореного дуба и стоявшую на грубо вырезанных тумбах, изображавших когтистые и мускулистые звериные лапы. Назвать их ножками язык не поворачивался. Величины этого стола вполне хватило бы на то, чтобы уложить на него целого жареного быка, а вокруг расставить штук двадцать блюд с закусками, да еще и бутылки с элем. А еще на этом столе можно… И я посмотрел на Наташу.