Я помолчал немного и сказал:

– Всегда, во все времена, было так – злодей прятался от людей и свои темные дела творил тайно, по ночам. А теперь он среди бела дня совершенно открыто и самодовольно заявляет перед людьми: я вор, я злодей! Уважайте меня за это! И он больше не прячется, потому что тот, кто должен схватить его и отрубить ему голову, – такой же, как он. Вор научил его думать по-воровскому, он заразил его своей смертельной болезнью, и теперь все, как в песне, – «злодей и стражник, как всегда, бьют по рукам, во всем согласны».

Я замолчал, а Наташа тихо спросила:

– А может быть, ты не там ищешь? Может быть, все-таки не в ворах дело, а в ментах? Ведь именно они клятвопреступники, а не воры?

– Конечно, менты – это оборотни, кто бы возражал! И они страшнее воров, потому что люди рассчитывают на их помощь, на защиту, а вместо этого получают подлый нож в спину. С ними мы тоже разберемся. Но сначала – воры. Потому что именно от них исходит стремление изменить мир под себя. А менты, хоть и далеко опередили воров по части подлости и коварства, все же вторичны. Так же, как есть причина болезни, а есть следствия, симптомы. Так что сначала – воры, а потом – менты. А можно сразу же и тех и других…

– И тех и других – что?

– Что надо, – я засмеялся, – подумай сама.

Наташа тоже засмеялась.

– Но это еще не все, – сказал я, – есть еще и продажные чиновники, которые покрывают продажных ментов и находятся в доле с ворами.

– Ой-ей-ей! Ты что, революцию затеял?

– Да ну, какую там революцию, так, по мелочи…

– Ага, с такими деньгами – и по мелочи. Спой эту песенку кому попроще.

– Да нет, действительно не революцию. Но я сейчас не об этом. Вот смотри – мы говорим – продажные менты, продажные чиновники. И почемуто останавливаемся на этом. А ведь логика подсказывает: если что-то продается, то кто-то это покупает. Кто покупает ментов и чиновников? Правильно, – воры. А кому от этого плохо? А плохо всем остальным, то есть тем, кто не вор, не мент и не чиновник. А именно – плотникам, детям, писателям, врачам, шахтерам, таксистам, женщинам, поварам, продавцам, фрезеровщикам, рыбакам, артистам, пивоварам, учителям… Продолжать?

– Нет, не надо.

Наташа стояла рядом и прищурившись смотрела в ночь.

– Если мы доберемся до сокровища Мурзы, денег у нас хватит, – задумчиво сказала она, – а вот жизни – хватит ли?

– Это – вряд ли. Но повеселимся от души.

– Веселый ты парень… – вздохнула Наташа.

– Я-то веселый. Но ты хоть поняла, что я сказал?

– В общем – да. А что?

– А то, что если верить нормальному, древнему, великому и могучему русскому языку и его пророкам господам Далю и Ожегову, то под определение вора автоматически и совершенно надежно подпадают и менты, и чиновники. Они – те же самые воры. И когда я говорю тебе – вор, то это не только блатной урка, который прячет общак в старом рюкзаке под сараем. Это и подлый милицейский начальник, и жирная тварь из мэрии. И тот, и другой – самые натуральные воры. Натуральнее некуда.

– Ого! И ты собираешься один воевать с такой толпой?

– Что же я – дурак, что ли?

– Э-э-э… Об этом поговорим отдельно, ладно? Но ты же понимаешь, что для этого нужны деньги и люди. Деньги у нас есть. А люди?

– Эх, Наташа, пустая твоя голова! А беспредельщики на что?

– Беспредельщики?

Наташа изумленно уставилась на меня.

– Ты что, Костик? Да они такие же твари, как и те, с кем ты собрался воевать!

– Совершенно верно. Но они думают, что я поведу их за собой. И пусть думают. А Ганс – так тот вообще меня за фюрера держит. В этой ситуации лучше всего заставить их всех биться друг с другом.

– А самому сидеть на пригорочке и наблюдать, – засмеялась Наташа.

– Точно! И при этом пить пиво.

Я потряс бутылку, но в ней снова было пусто.

Наташа посмотрела на меня, потом в окно и сказала:

– Слушай, Аника-воин, а не искупаться ли нам?

Я тоже посмотрел на море и ответил:

– Искупаться? Это отличная мысль.

И мы, как были, голышом, вышли из домика и начали неторопливо спускаться к воде. Хорошо быть вдвоем на острове!

Идя следом за Наташей по извилистой тропинке, я думал о том, что если все это когда-нибудь благополучно закончится и у меня еще останутся деньги, то я куплю себе остров и заживу на нем.

И, возможно, даже с Наташей.

В дверь номера постучали.

Уильям Паттерсон, лежавший на роскошном диване, обитом темно-синим шелком в золотых звездах, оторвал взгляд от свежего номера «Таймс» и сказал:

– Войдите.

Высокая белая дверь отворилась, и в номер медленно въехал многоэтажный столик на колесах, которым управлял надменный лакей в униформе отеля и белых перчатках.

– Ваш завтрак! – торжественно провозгласил лакей, и сопровожавшие его двое официантов расторопно, но не теряя британского достоинста, стали переставлять посуду и приборы на большой овальный стол красного дерева, стоявший посреди гостиной.

Паттерсон кивнул и снова погрузился в чтение газеты.

Его совершенно не занимало то, чем сейчас занимались джентльмены с кухни. Биржевые новости и светская хроника интересовали его гораздо больше.

Уильям Паттерсон, приехавший в Великобританию из Соединенных Штатов, фигурировал в списках отеля как организатор всемирного конкурса «Мисс Европейская Мусульманка-2003». По всем признакам он был мультимиллионером.

Только эксцентричный богатей может позволить себе приехать в «Отель Рояль» на мотоцикле «Харлей Дэвидсон», в черной куртке «ангелов ада», расшитой черепами и костями, и бросить окурок на полированный мраморный пол огромного, как самолетный ангар, вестибюля.

Метрдотель мистер Макинтайр, увидевший такое поругание хороших манер и вековых традиций, нахмурился было, но вслед за странным рокером, голова которого была обтянута цветастой косынкой, а левый глаз пересекала черная шелковая повязка, в тенях отдающая синевой, ворвался целый взвод носильщиков с чемоданами и сундуками. Следом за носильщиками в вестибюль вошла небольшая группа людей в серых деловых костюмах, и один из них, подойдя к стойке администратора, посмотрел на лоб метрдотеля и сказал:

– Мистер Уильям Паттерсон.

Тут до возмущенного клерка дошло наконец, кто изволил осчастливить своим прибытием славный «Отель Рояль», и он, повернув голову в сторону своего помощника, слегка кивнул. Тот, кивнув в ответ, привел в действие тайные пружины административного механизма отеля, и навстречу взводу носильщиков бросился взвод слуг.