Тот же самый сценарий разыгрывается по всему винодельному миру, идет ли речь об альянико из Кампании, мен-сии из Бьерсо или пино нуар из Орегона.

Проще говоря, вино с высоким рейтингом не всегда является лучшим выбором. Это один из ключевых уроков опыта. Признание сего факта свидетельствует о пробуждении самостоятельного мышления. Что еще важнее, многие потребители рано или поздно приходят к пониманию того, что рейтинги вина имеют серьезные ограничения. И принимаются искать иные источники знаний. Как раз в этот момент появляется мотивация сменить супермаркет на винный магазин с толковым, компетентным консультантом, который в состоянии помочь с выбором. Именно поэтому он задает вопросы по поводу того, что вы планируете есть, какие вина вам нравились в прошлом и так далее. Просит вас предоставить более точную информацию, чтобы сузить круг рекомендаций. Разумеется, далеко не каждый продавец станет заботиться о ваших потребностях, многие просто-напросто жонглируют баллами. Если вы столкнулись с такой ситуацией, просто поищите другой магазин.

Критики прекрасно осведомлены об ограничениях рейтингов. Большинство из них побуждает читателей не отделять их рейтинги от их же письменных оценок тех же самых вин. Их доводы были бы обоснованны, если бы экспертные оценки содержали полезную информацию касательно вина (общий стиль и природа, например, а также с какими блюдами или в ходе каких мероприятий оно уместно). Но вместо этого предлагаются лишь дегустационные заметки, а мы уже видели, к чему они ведут.

Некоторые влиятельные источники признают необходимость контекста, однако при этом, как и в случае с дегустационными заметками, зацикливаются на чрезмерной конкретности. Вероятно, авторов, пишущих о вине, не удовлетворяют общие описания, как будто их творческий талант в полной мере проявляется лишь в нагромождении раздражающих подробностей. Я, к примеру, в целом люблю журнал Wine & Spirits за блестящие провокационные увлекательные статьи, но все портят до нелепости конкретные рекомендации. Это могло бы доводить до бешенства, если бы не было столь комичным. В недавних заметках о пино гриджо 2007 года от Swanson, калифорнийского производителя, критик заявляет, что вино подходит для «унаги на гриле», будто данная бутылка сочетается исключительно с жареным пресноводным угрем. Ну ерунда же! Автор этой статьи также пишет, что следующий винтаж того же пино гриджо от Swanson – «отличная пара для слегка обжаренного белого тунца с сальсой из томатов сорта “зеленая зебра”».

Но что же делать, если вы собираетесь готовить белого тунца, а у вас под рукой только пино гриджо 2007 года? Все, не судьба? Или из приведенных инструкций читателям необходимо сделать вывод о том, что упомянутые вина лучше всего сочетаются с сытными блюдами из морепродуктов, тунца, угря и прочего подобного? Так почему бы так и не сказать? Или сальса из томатов «зеленая зебра» – важнейший компонент? Скорее всего, когда потребителям предлагается «сочетать сухую насыщенность вина с перепелкой на гриле, завернутой в панчетту», им хочется биться головой о стену.

Так же как и в случае с дегустационными заметками, излишне детальные инструкции по сочетаемости вина и еды озадачивают и пугают новичков и не имеют практической пользы для опытных любителей вина. Их следует избегать.

Винную индустрию с баллами связывают мученические отношения. Большинству производителей известно, насколько искусственен весь процесс, тем не менее они вынуждены следовать ему, особенно когда выгода от высоких баллов весьма ощутима. Что же касается международных продаж, то, например, 95 баллов от Паркера не нужно переводить в Гонконге, в то время как описания вроде «взрывной богатый вкус с кусочками размятой ежевики и малины» не произведут взрывного эффекта.

Как ни странно, другие числовые шкалы не получили столь широкого распространения. Для американцев, которые пытаются в уме перевести британскую 20-балльную шкалу в 100-балльную систему, занятие это такое же нудное, как и преобразование температуры из градусов Цельсия в градусы Фаренгейта, здесь простого соответствия нет. Легко пьющееся вино, которое восхвалял британский критик, получило 16 баллов. Умножьте на 5 – и получите 80. Возможно, мировая гегемония 100-балльной системы объясняется ее дополнительной гибкостью. Она прижилась в Испании и Италии, и сегодня ею пользуются даже некоторые британцы.

В заключение стоит сказать, что баллы – плохая замена мудрости. С одной стороны, вы можете и дальше полагаться на баллы, осознавая, что рискуете упустить многие по-настоящему классные вина, которые попросту не относятся к категории, получающей высокие баллы. С другой стороны, вы можете стремиться к пониманию, и эти поиски предполагают мыслительный процесс и рассудительность в совокупности с опытом. Это исключительно приятные поиски, правда, надо признаться, требующие определенных затрат сил и времени, не говоря уже о деньгах. Это не то дело, которым можно заниматься из чувства долга. Но если в качестве мотивации выступают любознательность, радость и удовольствие, тогда возможности для реализации безграничны.

Вознагражденная страсть

Начав писать о еде для отдела Living, я точно знал, чем хочу заниматься в Times. Особо значимой конкуренции у меня не было. Большинство молодых журналистов и редакторов в газете интересовались политикой, бизнесом или международными отношениями. Меня же привлекали еда и вино. Прошло несколько лет. К 1989 году я занимал пост заместителя редактора отдела Living, а в 1991-м стал его редактором. В этот период у меня не было возможности много писать, но я, как губка, впитывал все, что мог, от талантливых коллег, и в первую очередь от Фрэнка Прайала, давнего колумниста газеты, пишущего о вине.

Присоединившись к отделу Living, я с удивлением обнаружил, сколь скудный интерес мои коллеги питают к вину. Поэтому незамедлительно предложил свою кандидатуру на должность редактора Фрэнка. Все вздохнули с облегчением. Знакомство с Фрэнком доставляло истинную радость, однако общение с ним было сопряжено с определенными трудностями, поскольку он редко появлялся в офисе. Проводил время либо в своем доме в Нью-Джерси, либо в собственном доме в восточном Лонг-Айленде, либо в квартире в Париже.

В те дни большинство людей еще не были привязаны к рабочему месту компьютерами, так что отыскать Фрэнка было непросто. Казалось, он ловит кайф, скрываясь от редакторов. Возможно, так проявлялся опыт его работы иностранным корреспондентом: он привык действовать независимо, ограждая себя от вмешательства офисных сотрудников, считающих себя вправе предлагать нелепые идеи для статей. Фрэнк был мастером по части терпеливого выслушивания каких бы то ни было предложений. Он кивал, выражая таким образом полное согласие, и это вводило собеседника в заблуждение. На самом же деле Фрэнк желал только одного: как можно быстрее отключить телефон в надежде на то, что ваши блестящие мысли