Он был воином, храбрым, опасным и мужественным. Его поцелуи обжигали, жизненная сила ошеломляла. Несколько раз Сисси казалось, что он вот-вот кончит, но Паркер продолжал двигаться, и она испытывала один оргазм за другим, пока не запросила пощады.

Сисси пыталась не уснуть, но усталость и удовлетворение взяли свое, и в конце концов она задремала в его объятиях. А когда очнулась, он уже ушел. Остался только запах на коже.

Зато боль в лодыжке бесследно исчезла.

Офелия обводила взглядом полки маленькой аптеки в центре «Рощи» и видела все — от глазных капель до присыпки для ног, — кроме набора для определения беременности.

— Я рада, что ты взяла отпуск, — сказала ей мать. — У тебя усталый вид, дорогая.

Дэвид придерживался того же мнения.

— Ты совсем загнала себя, Офелия. — Он спросил, знает ли она, почему так перенапрягается, почему изо всех сил стремится быть самой лучшей, самой быстрой и самой умной. С кем она соперничает? Офелия ответила, что так было всегда, замяла разговор, и больше он ни разу не возникал. Но настойчивый совет Дэвида провести неделю на курорте, расслабиться и подумать, как быть дальше, подразумевал, что вопрос так и остался открытым. Он хотел знать, что именно ею движет; мало того, он хотел, чтобы Офелия сама поняла это.

Как и положено завзятому трудоголику, она привезла в «Рощу» рукопись новой книги, которая называлась «В защиту наших предков». Ее теории до такой степени не понимали, принимали в штыки и высмеивали, что она считала своим долгом ответить ударом на удар. В «ноутбуке» Офелии хранились записи всех теле— и радиошоу, в которых она принимала участие, а также все упоминания о ее работе в печатных средствах массовой информации: статьи, рецензии и интервью. Дэвид предполагал, что название не соответствовало назначению книги: Офелия защищала не столько наших пещерных предшественников, сколько себя самое. Иногда Офелии казалось, что выйти замуж за психоаналитика фрейдистского толка может только набитая дура. Нельзя же анализировать все подряд!

Но это не имело никакого отношения к причине, которая заставила ее принять приз за победу в конкурсе, в котором она не участвовала.

За стойкой с аспирином и бальзамом для губ стояла молодая женщина.

— Чем могу помочь?

Когда Офелия попросила «тест на беременность», продавщица посоветовала ей обратиться в медпункт.

— У нас есть медсестра. Она работает у врача в Палм-Спрингс. Очень способная женщина и умеет хранить тайну.

Двухкомнатный медпункт размещался в главном корпусе, за административными зданиями. Медсестра была молодая и шустрая; она тут же заявила, что имеет не только диплом, но и лицензию, позволяющую ей ставить диагнозы и выписывать рецепты от имени врача, который приезжает на курорт два раза в месяц и проверяет медицинские карточки.

Когда Офелия сказала, что ей нужно, медсестра пошла в заднюю комнату и начала рыться в шкафу. С тревогой ожидая ее возвращения, Офелия думала о маленькой Софи, болезнь которой полностью изменила жизнь ее сестры и зятя. Теперь все их мысли и поступки — вплоть до выбора кинокартин и блюд, которые следовало приготовить на обед, — определялись поврежденным геном. У ее сестры это стало манией. Она не могла думать ни о чем, кроме болезни дочери.

— Мне очень жаль, — сказала медсестра, вернувшись в комнату, — наборов для определения беременности у нас нет. Но я могу послать запрос, и набор пришлют нам с вечерним рейсом.

С вечерним рейсом… Офелия посмотрела на часы. Был полдень. Что ж, время терпит. Она займется книгой. Поплавает в бассейне. Позвонит Дэвиду. В общем, будет вести себя нормально.

Он пришел ко мне попросить совета, какую рубашку надеть, а когда я сняла лифчик и трусики и попыталась влезть в этот дурацкий костюм с блестками, Кенни за мной подсматривал, хотя не должен был.

Тут я притворяюсь обиженной и говорю, что его придется наказать. «Вы наденете на меня этот дурацкий костюм, — приказываю я, — но при этом будете держать глаза закрытыми».

Он становится передо мной на колени и пытается натянуть трусики мне на бедра. Потом останавливается. Его руки начинают ощупывать мои бедра и ягодицы так, словно читают шрифт Брайля. Его дыхание касается моего паха. Потом руки снова возвращаются к лоскутку ткани, но тянут его не вверх, а вниз. Теперь уже я закрываю глаза и стою перед ним, наслаждаясь этими прикосновениями. Я знаю, что глаза Кенни открыты, потому что кожу щекочут его ресницы. Место там очень чувствительное; достаточно притронуться к нему, чтобы внутри вспыхнуло пламя.

Я меняю позу, чтобы ему было удобнее. Он раздвигает мне ноги и начинает дразнить меня языком. У меня кружится голова, я запускаю пальцы в его волосы. Я — богиня, а Кенни преклоняет колени у моего алтаря… Но его ласки сводят меня с ума. Еще одно прикосновение, и я кончу. Я хочу, чтобы он вошел в меня. Хочу лечь, раздвинуть ноги как можно шире, ощутить тяжесть его тела и яростные рывки, заставляющие меня воспарить до небес.

Я падаю на колени, впиваюсь губами в его губы и ощущаю вкус собственных выделений. Он обнимает меня и кладет навзничь; моя обнаженная спина прижимается к роскошному пушистому ковру, и чудесный петушок Кенни занимает свое законное место. Я хочу, чтобы это продолжалось всегда. От его глубоких и неторопливых проникновений по моему телу бегут мурашки…

Коко чуть не столкнулась с человеком, шедшим навстречу, опомнилась и захлопала глазами. Где она, черт побери? Оказалось, она прошла мимо своего бунгало и очутилась у вольеров с птицами. Как ни странно, ноги сами привели ее именно туда, куда нужно.

Кенни ждал ее.

— Прошу прощения за опоздание, — сказала она и добавила, что не сможет остаться надолго, потому что идет на обед к Эбби Тайлер. На Кенни был смокинг для вечернего представления. «Вы выбрали розовую рубашку», — чуть не сказала Коко, но вовремя вспомнила, что все это происходило только в ее воображении.

Коко и Кенни осмотрели птичник, который был оформлен в виде джунглей и распространял запах сырой земли и первобытной жизни. Заговорили они только тогда, когда дошли до последнего вольера, в котором жили ночные ястребы. Кенни предложил что-нибудь выпить.

Они расположились в баре рядом с большим бассейном, где горел яркий свет, люди смеялись, плавали и оглашали воздух веселыми криками. Кенни заказал два бокала «шардонне».

Коко пила вино и следила за Кенни. Его губы не давали ей покоя. Мучительно хотелось, чтобы он поцеловал ее. Он что-то говорил, но она следила только за движениями его губ и представляла, что они прикасаются к ее рту, а потом к самым интимным частям тела. Будет ли он и в жизни вести себя так же, как в ее фантазиях?

— Кен, послушайте…

— Пожалуйста, зовите меня Кенни. Кен — это бой-френд Барби.