том, что это не вторичная опухоль, возникшая из-за другой злокачественной опухоли, – добавляет мистер Джун.

Киваю.

– Так и есть. Но, поверьте, высока вероятность, что у вас доброкачественная опухоль, которая поддается хирургическому вмешательству.

Мистер Джун продолжает улыбаться, почти мечтательно глядя в окно. Будто хочет поверить мне, но не решается. Будто дает понять, что многое повидал на своем веку, чтобы поверить в такую удачу. Но когда он говорит, его голос звучит тепло:

– Хорошо, давайте проверим.

За эти слова я им восхищаюсь.

Думаю, отважиться на то, во что не веришь, требует невероятного мужества.

Через несколько часов выясняется, что я ненавижу ошибаться. Я обнадежила пациента только для того, чтобы теперь объявить, что у него злокачественная опухоль.

– Это вторичная опухоль, – бормочу я, разглядывая результаты обследований.

– Верно. Первичная, которая и дала метастазы, находится в другом месте, – говорит доктор Пайн. Из-за симптомов мистера Джуна мы решили сделать магнитно-резонансную томографию всей верхней части тела и обнаружили метастазы в печени, легких и брюшной полости. Но первичная опухоль находится на поджелудочной железе.

– Рак поджелудочной железы, – с трудом выдавливаю я.

Мало того что мне придется объявить мистеру Джуну, что он выиграл джекпот в лотерее рака… доктор Пайн добавляет то, о чем я не хочу слышать:

– Операцию не рекомендую. Из-за преклонного возраста пациента слишком велик риск смертельного исхода в ходе операции или в период реабилитации.

Но если мы ничего не предпримем, мистер Джун в любом случае скоро умрет от того, что рак делает с его телом.

– Вы уверены насчет операции? – уточняю я, и доктор Пайн отвечает мне недвусмысленным взглядом. – Хорошо. Я скажу ему.

– Передайте, чтобы подумал относительно реанимации и всего остального, – добавляет доктор Пайн.

Кивнув, погружаюсь в невеселые мысли и, попрощавшись, направляюсь к пациенту. У меня ком в горле, руки вспотели. К тому времени как я оказываюсь у двери в палату мистера Джуна, меня тошнит так, что приходится подождать несколько секунд.

Затем я вздергиваю подбородок и вхожу.

– Вы уверены? – спрашивает он после моих объяснений, и прозвучавшая в его голосе надежда, что мы могли ошибиться, разбивает мне сердце. Надежда, которая осталась, несмотря на то что мистер Джун, судя по всему, с самого начала ожидал плохих вестей.

– Да. Метастазы в легких и сердце нельзя оперировать. Риск слишком высок.

– Скажите лучше, что это ничего не изменит.

Мистер Джун устало вздыхает и прикрывает глаза, прежде чем задать единственный вопрос, который сейчас имеет значение:

– Сколько у меня осталось?

Я так крепко сжимаю медкарту, что становится больно.

– Месяца два. Может, меньше, но никто не знает скрытых возможностей собственного тела, – говорю я и понимаю, как глупо и жалко это звучит.

– Изменит ли что-нибудь химиотерапия?

– В лучшем случае поможет нам выиграть время, – честно отвечаю я. – Несколько недель, месяцев, может быть, даже год. Но учитывая ваш возраст, количество опухолей… и побочные эффекты химиотерапии… – Мне не нужно заканчивать фразу, чтобы мистер Джун понял, к чему я веду.

Его тело этого не выдержит. Все, что мы можем сделать, – попытаться облегчить его страдания насколько возможно.

Мистер Джун задумчиво кивает.

– Хотите, я свяжусь с кем-нибудь из ваших родственников?

– Моей жены давно нет в живых. Детей у нас не было. Моя сестра тоже умерла. Связываться не с кем.

– Ясно. Но мы должны попытаться! – внезапно слышу свой голос. Не хочу сдаваться, пусть даже шансы на успех равны нулю. К тому же время – любое его количество – бесценно.

– Нет, – качает головой мистер Джун. – У меня было семьдесят пять прекрасных лет, полных взлетов и падений. Если мое время пришло, значит, так тому и быть. Просто… не могли бы вы держать меня на обезболивающих? Пока все не закончится? Мне уже больно, а говорят, что рак поджелудочной железы, как и метастазы в легких, – не самая приятная перспектива.

«Разве какую-то злокачественную опухоль можно назвать приятной перспективой?» – думаю я, но держу свои мысли при себе.

Мистер Джун улыбается, его черты смягчаются, и я вижу на его лице смирение и спокойствие. Он не будет сражаться. Он принял поражение.

– Конечно. Я свяжусь с вашей страховой компанией. Скоро придет медсестра и даст вам лекарство.

Далеко не у всех есть страховка, но у мистера Джуна есть, чему я очень рада. Иначе ситуация бы усложнилась, а сложности сейчас нужны ему меньше всего.

– Хорошо. Спасибо. – Снова улыбка. Как он может улыбаться?

Поколебавшись, вручаю ему распоряжение о реанимационных мероприятиях:

– Заполните, пожалуйста. Спрашивайте, если что-то будет неясно.

Он благодарит с улыбкой.

– Увидимся позже, мистер Джун, – говорю я, не зная, когда наступит это «позже».

Выхожу из палаты. Дверь за мной закрывается сама собой. Убираю медкарту на место и иду в ординаторскую. Чувствую себя выжатой как лимон. Мне отчаянно нужны кофе и отдых…

Глава 23. Митч

Ковыряюсь в тарелке с едой, которую приготовил на сегодня, и думаю о Сьерре: после того поцелуя мы виделись лишь мельком в лифте или в коридоре.

Понятия не имею, совпадение это или она избегает меня. Может, мне тоже стоит ее избегать.

– Ничего не понимаю! – фыркаю я, чуть не уронив вилку.

– Фибрилляция желудочков! – внезапно кричит сидящая рядом со мной Лора и, вздрогнув, просыпается. Волосы у нее растрепаны, она растерянно оглядывается, пока не понимает, что находится не в неотложке и даже не в стационаре.

– О… – Лора вытирает слюну с щеки.

– Пауэр-нэпы[6] – это не твое, – говорю я. – Знаешь, ты очень страшная, когда спишь.

Лора радостно улыбается, а потом зевает во весь рот.

– Ты просто завидуешь, что мне хватает двадцати минут сна. Я усовершенствовала пауэр-нэп.

– У тебя слюни остались, – сообщаю я, указывая на подбородок. – Почему бы тебе не пойти в дежурную комнату?

Засмеявшись, она переплетает косу.

– С ума сошел? Там же кровать.

– Да, именно. Здесь ты складываешься пополам. Твоя шея долго не выдержит.

– С моей шеей все прекрасно, спасибо за беспокойство. А вот кровать – это настоящая проблема. Ты хоть представляешь, что произойдет, если я окажусь в кровати?

– Ты сможешь спокойно поспать полчаса? – предполагаю я.

Лора закатывает глаза.

– Нет! Тогда я засну – по-настоящему засну! – и не смогу встать, потому что на кровати слишком удобно. Я бы с радостью нормально поспала, – почти плачется она, – но тогда останусь без работы и окажусь на улице.

– Не утрируй, кровать в дежурной не настолько удобная.

– Отработай смену с тремя операциями, бесчисленным количеством дел и всего двумя перерывами на пописать, и посмотрим, что ты скажешь, – совершенно серьезно