Так и не приняв решения, властелин судеб человеческих отправился в комнату с телевизором — ждать очередного выпуска новостей. Наблюдать за мечущимися по экрану мелкими людьми…

Валентина Антонова возвращалась домой поздно. Она ушла из морга, только когда убедилась, что целиком исчерпала свою полезность на сегодня. Она и так уже сделала немало — следствие сдвинулось с мертвой точки, снялось с мели, на которую уже много раз садилось во время работы по делу Органиста.

Дома ее дожидался Степан. Он сидел на кухне совершенно трезвый (Валя очень боялась застать здесь ту же картину, что и когда-то).

— Что мне делать? — спросил он ее таким голосом, что Валентине тут же стало до слез жалко мужа. — Скажи, что мне делать?..

Лицо у него было, что называется, опрокинутое.

— А что ты хочешь делать, Степ? — спросила она, усаживаясь на ближайший к нему стул.

— Хочу забрать тебя оттуда, — ответил он, не задумываясь.

— Степа, разве ты не понимаешь?..

— Не понимаю. И не хочу понимать. Да, я сегодня вел себя как мальчишка… Прискакал на этот «секретный объект», устроил вам там скандал… Но я не мог иначе. Не мог просто сидеть здесь, пока ты там снова прикипела к покойникам. Просто душа разрывается, когда подумаю, что ты снова.

Он замолчал и тяжело вздохнул.

— Шестнадцать маленьких детей, — сказала Валя. — Таких же, как Инга, как Юрик… Я не могла не помочь, я бы этим всю жизнь мучилась. А если будет еще столько же, Степ?..

— О своих детях ты, конечно, тут же забыла…

— Не говори так, это неправда…

— Буду говорить. Потому что я не хочу, чтобы моя дочка на вопрос «где работает твоя мама?» отвечала «моя мама режет мертвых дяденек и теть». А представляешь, что будет в голове у Юрика? Он же пацан, причем в самом впечатлительном возрасте!.. Что будет с ними обоими, какое представление сложится у них о жизни? Не знаешь?. А я даже боюсь подумать…

Он замолчал, а Валентина просто не хотела ничего говорить. Не хотелось распалять его, злить примерами вполне счастливых семей, где мать или отец, а то и оба работают патологоанатомами. И дети у них есть — вполне нормальные, и внуки… Она знала, что от таких слов сейчас не будет толку.

— Ты что-нибудь уже решил? — спросила она, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно мягче.

— Что я могу решить… Я не хочу от тебя уходить, Валя. Да что там «не хочу» — просто не могу! И не только потому, что дети!..

— Так не уходи, Степ.

— Но… я же не могу этого вынести!

— Не будь эгоистом, пожалуйста. Если бы я не пошла в ФЭС, точно так же плохо было бы мне, а заодно и всему городу. Конечно, если бы я размышляла, как ты, мне было бы не плохо. И не нужно было никуда идти. Вот мои дети, под боком, а маньяк… что маньяк? Маньяк далеко, он их не достанет! А остальные пусть заботятся о своих чадах сами!..

Она с неудовольствием отметила, что, вместо того, чтобы успокоить мужа, распалилась сама. Но неожиданно для нее самой на Степу это подействовало, он опустил плечи и присмирел.

— Хорошо, — сказал он. — Про этого Органиста — не спорю, надо помочь. Но ведь этим не кончится, я же тебя, Валечка, знаю! После Органиста будет еще какой-нибудь… Балалаечник, который будет охотиться на стариков Москвы, и ты будешь призывать меня снова подумать об общественном благе, о стариках нашего города…

Муж был отчасти прав.

— Степа…

— Что мне делать, Валя? Как мне уговорить тебя не втягиваться снова в этот жуткий водоворот?..

Они проговорили еще долго, но острота вопроса уже спала Валентина здорово устала в ФЭС, да и Степан был не в лучшем виде. Но он не отпустил ее спать, пока не услышал обещание не браться за другие дела. Довести до конца дело Органиста и — амба! Валя пообещала. Хотя и не была уверена, что искренне…

На следующий день, провожая жену в ФЭС, Степан сказал:

— Валя, ты только вернись к нам, пожалуйста! Мы с Ингой и Юриком тебя очень-очень ждем.

Подруга у Майского была — просто закачаешься. Как говорится, девушка модельной внешности.

«И внутренности», — обычно добавлял Майский про себя. Впрочем, Олечка отличалась незлобивостью, искренне восхищалась своим огромным байкером… Словом, пока что в отношениях царила полная гармония.

Он даже умудрился «подсадить» ее на мотоциклы… ну, в пределах Олиных возможностей. Во всяком случае, визжать она уже перестала.

Вот и сейчас, когда Майский на своем звере подкатил к месту сбора, она крепко и привычно обняла его сзади за могучую талию.

В ее глазах Майский был по меньшей мере полубогом — с этой его банданой, очками, «казаками», драными джинсами… Ну и, соответственно, сама Оля была белокурой полубогиней в мотоциклетном шлеме…

* * *

Неподалеку от группы байкеров с мотоциклами стоял микроавтобус с тонированными стеклами — вполне возможно, пустой и закрытый. Во всяком случае, признаков разумной жизни на борту не наблюдалось, и взгляд скользил по нему, не задерживаясь… И очень даже зря. Потому что это было транспортное средство Отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. И люди внутри все-таки имелись.

— Вот он. — Подтянутый майор указал Рогозиной на огромного парня в бандане, косухе и прочем.

— Ничего себе, — ошарашенно проговорила она. — Никогда бы не узнала…

— А его никто никогда не узнает. — Майор издал короткий смешок. — Он мне просто сказал, как будет выглядеть его девушка.

Все разговоры байкеров стали прекрасно слышны — у Майского в одежде имелся микрофон.

* * *

— Старик, ты куда вчера пропал?

Он здоровался, обнимался со всеми. Олечка стояла немного поодаль, наблюдая ритуал байкерского приветствия.

— А что мне с вами, пердунами старыми, делать было? Сидеть и нажираться? Не, я… — он притянул Олю к себе, — сторонник межполового общения.

— А мы чего? — удивился приятель. — Внутриполового, да?

Майский гнусно заржал.

— А что, нет?

Приятель включился в игру. Он кокетливо улыбнулся (с такой рожей, как у него, это выглядело устрашающе), прижался к Майскому и, сделав губки бантиком, пропищал:

— Наконец-то ты понял, ми-илый…

Теперь уже ржали они оба, буквально сложившись пополам.

Но тут нарисовались две очень знакомые личности, Майский сразу выпрямился и посерьезнел.

— Здорово, парни.