Корреспонденты налетели, как пираньи.

Комментарии с места событий, которые — нет, не передавали — истерично выкрикивали в свои разноцветные микрофоны эти экзальтированные мальчики и девочки, не отличались ни оригинальностью, ни вдумчивостью.

— …Очередная, уже пятнадцатая жертва Органиста! Почерк убийцы остается неизменным — брюшная полость зашита, почки и печень вынуты… И никаких следов!..

— …Гибнут дети! Следственные органы готовы расписаться в собственной беспомощности…

— …Жертва — Максим Зорин, пропавший два дня назад. Ему было всего восемь лет…

Как же на них хотелось наорать — на этих стервятников, поднимающих рейтинги своих «желтушных» газетенок и программ!

Им же было плевать на детей.

Им было начхать, что из-за этого кликушества по ящику и в прессе следаков дергают за все места, не давая сосредоточиться на работе. Им было по барабану, что маньяки часто совершают преступления именно ради шумихи и славы, пусть и заочной. Ведь маньяк получает от этого почти сексуальное удовлетворение. Им было совершенно «фиолетово», что из-за их так называемой профессиональной деятельности вероятность раскрыть преступление по горячим следам сводится к нулю.

А самое мерзкое — то, что майору милиции Николаю Петровичу Круглову нечего было ответить ни этим «падальщикам пера», ни начальству. Он действительно «готов был расписаться в собственной беспомощности». Только вот его явка с повинной никому не нужна — от него требовалось найти Органиста. Хоть из-под земли достать.

Да. Это был, говоря сухим юридическим языком, пятнадцатый эпизод. А наяву — здесь и сейчас — перед Кругловым лежал пятнадцатый ребенок, маленький человечек, погибший от руки сумасшедшей твари, которую способные только чесать языками журналюги окрестили Органистом.

Пристрастия Органиста не были связаны с фугами Иоганна Себастьяновича. Подонок скорее всего и не слыхивал про Баха. Органист просто вырезал из маленьких тел здоровые ценные органы. Почки и печень.

Разрабатывалась и другая версия. Вполне может быть, что орудовал вовсе не маньяк, и следствие столкнулось с торговлей человеческими органами. Такой вариант тоже имел право на существование. Правда, в случае с бизнесом, в который втянуто много народу, концы обычно прячутся в воду. Вернее, в землю. Но ведь все когда-то случается впервые.

Почему бы преступникам не начать «косить» под маньяка? Хлопот значительно меньше — во всяком случае, не надо продумывать, как избавляться от тел. Это же дело рук сумасшедшего убийцы, которого — во-первых — никогда не найдут. А во-вторых — и это самое главное — его просто нет!

Зато есть истерика в средствах массовой информации. Подогретая газетной шумихой общественность мешает правоохранительным органам (Господи, какая страшная игра слов) выполнять непосредственные обязанности.

Что ж… Если речь идет не о постоянном бизнесе, а о каком-то конкретном заказе — умно.

Круглов помедлил перед тем, как сделать шаг. Прямо как в прорубь или в горящий дом. И решился… Журналисты мгновенно окружили — можно даже сказать, оцепили — его.

Круглов ощутил себя не майором милиции, а прямо-таки Дэвидом Бекхэмом, звездой футбола и рекламы. И он, как Бекхэм, обвел корреспондентов взглядом. Стервятники замерли в предвкушении сенсации, их направленные к Круглову микрофончики напоминали протянутые детские ручки.

Увы, их ожидания оказались жестоко обмануты. Майор развернулся к сержанту милиции и гаркнул, вложив в вопрос все свои чувства:

— Сержант! Почему у тебя посторонние на месте происшествия?!

Подобно атомному ледоколу, Круглов протаранил кольцо журналистов и быстро пошел прочь. Оставалось только надеяться, что со стороны это не слишком откровенно смахивает… на бегство. Но оборачиваться было нельзя. Тем более что опытный мент буквально всей спиной ощущал ядовитое шипение разочарованных акул пера.

У офис-менеджера Светы почему-то не получилось перевести городской звонок на аппарат Клавдии Степановны. И она, как в старые добрые времена, крикнула через всю большую комнату:

— Клав, возьми трубку! Тебя! Город…

— Кто там?

— Не поняла. Из дома кто-то. Соседка, что ли…

У Клавы, ведущего специалиста отдела маркетинга крупной строительной фирмы, нервы были профессионально-непробиваемыми. Она умела держать удар любой силы. Коллеги считали ее «железной леди» и за глаза величали «мадам Тэтчер».

Но в эту секунду она почему-то застыла над телефонным аппаратом. Задрожали руки, в горле пересохло. Поэтому дежурное «Алле» получилось каким-то сдавленно-каркающим.

В трубке запричитал знакомый голос:

— Клавдия Степановна, миленькая…

Это была Тамара Михайловна, старушка-соседка, жившая этажом ниже Клавы и иногда подрабатывавшая у нее почасовой няней. Бизнес-леди Клавдия Степановна обходилась без постоянной воспитательницы — ее шестилетняя дочь Леночка ходила в обычный районный садик. Такова была принципиальная позиция матери. Клава считала, что ребенок должен с малых лет учиться адаптироваться в социуме, независимо от материальных возможностей семьи. Однако многие ее подруги подозревали, что дело тут в элементарной скупости. Не зря же говорится: «Чем люди богаче, тем жаднее». По мнению подруг, семейство Протопоповых тянуло на жадность высшей категории.

Сама Клавдия зарабатывала очень неплохо. Что уж говорить о ее муже, занимавшем не последнюю должность в представительстве ООН в Москве! Так что хорошо образованная профессиональная гувернантка была Протопоповым вполне по карману.

Подруги ошибались. Ни Клавдия, ни ее муж денег на дочь не жалели. В садик девочку отдали из лучших побуждений и после долгих раздумий. Ну, а раз в два-три месяца, когда после недолгой простуды — здоровье у Леночки, слава Богу, было хорошим — мать какую-то неделю не водила ребенка в сад, ее всегда могла выручить милая интеллигентная соседка.

— …Клавдия Степановна, миленькая…

Тамара Михайловна повторяла эти слова как заведенная, пока наконец не выдала фразу, после которой собеседник хватается за сердце и падает на стул.

— Вы только не волнуйтесь!

Но Клавдия Степановна Протопопова действительно умела держать удар.

— Что случилось? — почти спокойно спросила она.

— Леночка… Леночка…

— Что — Леночка? — Клава успела сто раз обругать себя за то, что в свое время не заключила договор с профессиональной няней. — Тамара Михайловна, прекратите причитать и объясните, что случилось!