— Все налюбоваться не можешь ижевским творением, глаза отвести, Петр Игнатьевич?!

В комнату стремительно вошел командир дивизиона канонерских лодок капитан-лейтенант Миллер. Возбужденный донельзя для своего спокойного немецкого характера, с разгорячившимся лицом и нервными, порывистыми движениями.

— Что случилось, Владимир Оттович?

— Пока не знаю, но чувствую одним местом — грядут у нас большие перемены и вряд ли к добру!

Тирбах отложил автомат в сторону, моментально насторожившись. Его друг к розыгрышам не имел ни малейшего пристрастия, а таким он его не видел даже со времен злосчастной эвакуации с Иртыша.

— В чем дело?

— С «Ангары» отправили радиограмму для ретрансляции в Иркутск адмиралу Смирнову. От военного министра.

— И что тут такого, камрад? Просто генерал Арчегов не воспользовался телеграфом!

— А им и не воспользуешься! Командующий флотилией лично опечатал станцию в Лиственничном и выставил караул. Отсюда, с Порта Байкал, можно связаться только с Глазково, где любое послание пропадает втуне. Вспомни, как мы в декабре предместье атаковали?

— Ты хочешь сказать…

— Сейчас похожая ситуация, только наоборот! Каперанг Фомин мало, что опечатал телеграф, он приказал флаг-офицеру радиограмму военного министра не ретранслировать. Я это собственными ушами слышал, а потому сразу на «Волну» кинулся и на эту сторону подался!

— Твою мать! Так что ж такое происходит?!

Тирбах выругался в три морских загиба. И что думать прикажете, когда начальник не то что не выполняет вовремя приказа главнокомандующего, он его вообще игнорирует?

— Фомин ненавидит Арчегова с того дня, что мы прибыли на флотилию, и адмиралу Смирнову стойкий недоброжелатель. И если он себя так повел, то, значит, на что-то рассчитывает. Ведь знает, что военный министр за неисполнение приказа по головке не погладит.

— Что ты предлагаешь, Владимир Оттович?

— У тебя на «Михаиле» недавно установили радиостанцию. Свяжись с Иркутском, с управлением флота — там тоже станция стоит. Доложи адмиралу — чую, дело нечистое! На моих канонерках радио нет!

— О полезности неограниченного самодержавия и до тебя слухи дошли?! Ты об этом?

— Да. Я монархист, но сейчас я не сторонник самодержавия. А его противник. Хватит, и так обожглись с дураком на троне, что и страну погубил, и себя, и собственную семью. И если в пользу этого заговор, то я категорически против — нужно быть полным идиотом, чтоб сейчас перевороты на радость красным устраивать. Ты вспомни — каперанг Фомин сидел здесь сиднем, ничего не делал. И погубил бы все, хотя мог спасти. Арчегов же воз этот вытянул, при нем победы у нас пошли. Смотри, какая Сибирь сейчас стала. Нет, по мне лучше правительство Вологодского, чем перевороты со смутой, что ни к чему хорошему не приведут!

— Хорошо! Скажу откровенно — я тоже против. А потому немедленно радирую контр-адмиралу Смирнову. И еще — я поднимаю в ружье свою морскую пехоту и десантников Арчегова, что в учебном центре. Советую тебе свои корабли к бою и походу изготовить. Мало ли что произойдет, а нам нужно быть наготове ко всяким случайностям!

Петрозаводск

Прибывший на станцию бронепоезд был длинный, как полярная ночь. По крайней мере, таких генерал Марушевский еще не видел. Впрочем, весь его опыт заключался в лицезрении наспех построенных в Мурманске и Архангельске «адмиралов» — бронированных угловатых коробок, вооруженных морскими пушками и имеющих экипажи из флотских офицеров. И имена им были даны соответствующие — «Колчак» и «Непенин».

Сейчас в армии остался только один, выполняющий функции подвижной батареи по охране железных дорог. Но ни в какое сравнение с прибывшим бронепоездом «адмирал» не шел.

В нем все было по два — один бронированный паровоз в центре состава, еще один прицеплен концевым. Два броневагона были увенчаны с каждого торца круглыми приземистыми башнями с трехдюймовыми пушками. Еще два вагона были угловатыми бронированными ящиками с откидными дверьми и с несколькими пулеметными амбразурами в бортах.

Следующая парочка вызывала нешуточное уважение — в каждой по одной 48-линейной гаубице, установленной в конусообразной башне и с бронированным пулеметным казематом. Подобную конструкцию генерал видел на фотографии бронепоезда «Хунхуз», но там сама башня была меньше и вооружена трехдюймовкой.

За концевым паровозом был прицеплен длинный бронированный вагон с наклонными стенками. В торцах грозно высились башни с трехдюймовыми пушками, с броневыми колпаками и перископами.

И еще генерал заметил выхлопные трубы, а потому сразу решил, что в данном вагоне имеется двигатель и он может действовать самостоятельно, в отрыве от бронепоезда. Более чем серьезная сила прибыла в приполярный северный край на помощь из далекой Сибири. Не поскупились…

Два эшелона по полсотни теплушек и платформ, с несколькими классными вагонами, как показалось ему, заполонили станцию. Паровозы, выпустив клубы пара, остановились. Как по команде двери в теплушках поползли в сторону и оттуда посыпались, словно горошинки из опрокинутой банки, десятки солдат в непривычной здесь русской полевой форме.

Дело в том, что на севере русские войска вот уже два года находились на британском иждивении. Первые англичане высадились еще в начале 1918 года под предлогом защиты огромных складов в Мурманске и Архангельске от их захвата немцами или большевиками.

И потом грузы в порты доставлялись бесперебойно, в требуемых количествах, с излишками — интервенты воевать любили с комфортом, а уж в боеприпасах не экономили.

В августе прошлого года союзники покинули север, но все лето перевозили на пароходах в Мурманск свои чудовищные запасы, которых, как генерал Марушевский хорошо знал, хватило бы на пару лет для снабжения всего края, где чуть больше полумиллиона жителей проживало.

И воевать можно было года три-четыре совершенно спокойно, ни о чем не заботясь. Снарядов и патронов имелось в достатке, а в английской форме щеголяла вся армия, в которой едва насчитывалось двадцать тысяч, включая моряков немаленького по местным меркам флота и всех стражников вкупе с полицией…

Солдаты проворно строились вдоль вагонов, усталости в них не чувствовалось, несмотря на дальнюю дорогу. У каждого за плечами туго набитый матерчатый ранец с широкими лямками, скатка через плечо, на поясах фляги, ножи и саперные лопатки в чехлах. Оружие в руках держали знакомое — винтовки «Ли Энфилд», ручные «Льюисы» и станковые пулеметы «Виккерса» — все сплошь английское.

Впрочем, у многих солдат были в руках незнакомые генералу конструкции, чем-то отдаленно напоминающие ему ручные пулеметы «Шоша», с которыми его солдаты воевали во Франции, где он командовал 3-й Особой русской бригадой. Только были они намного меньше в размерах. Или походили на однажды виденный, захваченный у красных трофей — автомат конструкции генерала Федорова. Но там ложе и приклад из дерева, а тут все из железа, даже складывающийся приклад.