Боже, он умеет вывести из себя. Джемма ходила взад-вперед по комнате с тяжело бьющимся сердцем. «Успокойся, — сказала она себе. — Просто успокойся. Посмотри на это его глазами. Своего он хочет так же сильно, как и ты».

— Алекс, я просто пытаюсь…

«Найти свой путь в новой реальности, — молча закончила она, снова положив ладонь на живот. — Найти себя в этом».

— Что ты пытаешься? — рявкнул он. — Какого черта ты пытаешься сделать, если не разрушить наши отношения? Я хочу знать, что за черт…

— Я беременна! — выкрикнула она и расплакалась.

О боже!

Мгновение царила тишина.

— Что? Джемма… что?

— Я беременна, Алекс.

Она не верила, что сказала это вслух.

— Ты уверена? — спросил он, его тон кардинально изменился. Вместо злости в нем звучало… изумление.

— Два положительных результата тестов по определению беременности и один положительный результат анализа крови.

— Боже мой, Джемма. Это же замечательно! У нас будет ребенок! Постой минутку. — В его голосе послышалась нерешительность. — Как давно ты знаешь?

— Первый тест я сделала в прошлую среду. Он оказался положительным. Я была потрясена… ты можешь себе представить. Я подумала, что, наверное, у меня сбился цикл из-за стресса в связи с потерей работы. Тест я сделала, только чтобы исключить самую невероятную причину задержки. Мы пользовались резервными средствами, когда я принимала антибиотики. — Закрыв глаза, Джемма села на край кровати. — Но я увидела розовый плюс.

Александр снова помолчал несколько долгих секунд.

— Джемма, ты неделю знала, что беременна, и не сказала мне? Уехала в Мэн и не сказала? Какого черта, Джемма?

— Это сложная тема, Алекс.

— Сложная? — презрительно переспросил он. — Значит, ты не рада? Из-за этого все выкрутасы?

— Я не знаю.

— Ты не знаешь, — ровно повторил он. — А ты собиралась сказать мне сейчас, если бы случайно не проговорилась?

— Тоже не знаю. Я ничего не знаю, кроме того, что не хочу переезжать в Доббс-Ферри и жить рядом с твоими родителями. Я не хочу работать полдня в местной газете, если настаиваю — как ты это назвал — на работе. Я не хочу жизни, которую ты так усердно пытаешься мне навязать.

— Ну знаешь, Джемма, ты беременна. Дело больше не в тебе.

— А в ком же, скажи на милость?

— В ребенке. Во мне. В нас. В нашем браке, семье.

На Джемму внезапно навалилась страшная усталость.

— Я не знаю, как отношусь ко всему этому, Алекс. Мне нужно время, чтобы…

— Джемма, ты не пятнадцатилетняя забеременевшая девчонка, как одна из тех, у кого берешь интервью. Ты взрослая женщина. Вот и веди себя соответственно.

— Я сейчас ухожу, Алекс. Мне нужно идти.

Отбой.

Она уронила голову на руки и заплакала.

Джемма проверила адрес женщины, интервью с которой должно было начаться через три минуты. Кэтлин Ауэрмен, Баньон-роуд, 33. Маленький белый коттедж в середине улицы и трехколесный пластмассовый велосипед перед ним — вот это место.

Директриса «Дома надежды» позвонила Джемме, когда та находилась на Главной улице, ища одиночества в толпе. После разговора с Александром она чувствовала себя как выжатый лимон и не могла оставаться в четырех стенах. Полина Ли позвонила, когда Джемма, купив травяной чай со льдом и рогалик с творожным сыром, села на скамейку — успокоиться и перекусить. Полина сообщила, что одна женщина, которая жила в «Доме» пятнадцать лет назад, пятнадцатилетней девочкой, и отдала своего ребенка на усыновление, согласилась поговорить с Джеммой для статьи, но у нее всего двухчасовое «окошко». Джемма рада была сосредоточиться на чем-то еще, кроме своего брака.

Она нажала на звонок, и дверь открыла женщина, описать которую можно было только одним словом — «изнуренная». Выглядела она так, будто плохо спала — или не спала несколько дней. В гостиной виднелась колыбель, повсюду валялись детские вещи.

— Вы, должно быть, Джемма Хендрикс, — сказала женщина. — Я Кэтлин Ауэрмен. Я забыла предупредить директора «Дома надежды», что настаиваю на анонимности — вы не должны упоминать в статье мое имя. В «Доме» ко мне отнеслись с пониманием, и я могу сказать о них только хорошее, но, если правдиво рассказывать о последующей жизни, не хочу, чтобы прозвучало мое настоящее имя.

— Могу вас заверить, что сохраню все в тайне. Имя я придумаю, а возраст и временные рамки пребывания в «Доме надежды» оставлю подлинные, но не волнуйтесь, вашу личность я засекречу. Я ценю вашу готовность поговорить со мной.

Кэтлин провела Джемму в гостиную, полную игрушек, и усадила на диван. Джемма достала диктофон и блокнот, но не успела взять ручку и задать вопрос, как женщина заговорила:

— Все твердили: ты загубишь свою жизнь, если останешься в пятнадцать лет с ребенком. У тебя все впереди. Отдай малыша на усыновление. Это разумно. Для вас обоих. И так без конца. Я даже согласилась пожить в «Доме надежды», чтобы никто в городе не узнал, что я беременна, и это осталось семейной тайной. И вот — я перед вами, мне тридцать лет, и я поступила так, как мне советовали — пошла в колледж. Закончила юридическую школу. Сколько раз я слышала: «Видишь, ты нас послушалась и посмотри, чего добилась». Что сказать — прошло пятнадцать лет, у меня трое детей, старшему из которых нет еще и десяти, я могу забыть о карьере, а девяносто процентов времени у меня в голове нет ни одной мысли. Я не говорю, что, оставшись в пятнадцать лет с ребенком, достигла бы всего, чего достигла… кто знает, может, и смогла бы. Я просто вижу, что в итоге сижу дома с тремя детьми, мужа никогда нет рядом, а на моей карьере можно практически поставить крест. И чего ради я так трудилась? Чтобы на деловых мероприятиях мужа меня никто в упор не видел? Я стала матерью и домохозяйкой и поэтому не могу сказать ничего ценного? Ненавижу всё это.

«Это я в будущем, — подумала Джемма, борясь с головокружением. — Не хочу быть такой. Сосредоточься на интервью», — напомнила она себе.

— Могу я задать личный вопрос?

Кэтлин усмехнулась.

— По-моему, я ясно дала это понять.

— Вы планировали появление вашего первого ребенка в браке?

Кэтлин покачала головой.

— Это случайность. Близнецы. Готова я к этому, конечно, не была, но очень воодушевилась. Я думала, что смогу быть суперженщиной, хотя все говорили, что это невозможно. Я думала, что сумею работать, оставаясь отличной матерью, и посещать кулинарные курсы, и учить итальянский язык, и ходить на йогу. Боже, каким же горьким было пробуждение.

— Значит, у вас имелся план, но жизнь пошла по-другому?

Джемме не хотелось слышать ответ. Все было понятно без слов.

— Совершенно верно. У одного из близнецов постоянно болели уши из-за каких-то инфекций, а другой просыпался через каждые два часа, и мой муж без конца твердил, чтобы я бросила работу на фирме и сидела дома с мальчиками. Я знаю, что это ужасно звучит, но я не хотела. Я любила свою работу, любила атмосферу в офисе, мне нравилось каждый день выбирать себе наряд. Я не желала сидеть дома с близнецами, как бы сильно их ни любила.