– У меня два трупа и никаких перспектив в расследовании их смерти! Башлыков говорить не будет. Знаю я эту породу, если сильно надавить на унижения и физическую боль – выгрызет вены себе из рук. Я о чем подумал… Вы ведь долго работали в отделе по розыску пропавших. Если бы отец не поехал за девочкой на десятый этаж, она бы числилась пропавшей, и родители прямиком пошли бы в ваш отдел…

– Я больше не работаю, – отвел глаза Самойлов. – Стар!

– Вы – профессионал. Подумайте на досуге, может, что всплывет. Что-то, чему вы не придали раньше значения, что показалось странным и не употребилось для розыска.

– Вы на меня не очень-то надейтесь, – предупредил Самойлов, уходя.

Он решил ничего не говорить Гоше, но, увидев его лицо, понял, что не сможет промолчать. По возможности коротко и спокойно он обрисовал в общих чертах результат посещения морга.

Гоша долго молчал, переваривая информацию, так долго, что Самойлов уже взбодрился – не будет обсуждений, предположений, вопросов и новых версий. Он закрыл глаза, чтобы успокоиться и перестать злиться на самого себя. А злился Самойлов потому, что попросил Гошу отвезти его на старое место работы. Вопреки обещаниям самому себе закрыть вход в ту часть жизни.

– Зачем красть девочку с жабрами? – нарушил тишину Гоша. Не дождался ответа, с минуту поглядывал в зеркало, чтобы подстеречь глаза Самойлова, но тот их не открывал.

Тогда Гоша озвучил-таки версию, которая стала на ближайший месяц ночным кошмаром Самойлова. Он сказал:

– Может, кто-то заказал ее себе для домашнего аквариума? – подумал и добавил: – Кто-то очень богатый и очень злой.

В отделе по розыску пропавших Старика приняли шумно и радостно. Его желание порыться в архивных документах восприняли как удачную шутку. Каким-то непостижимым образом все уже были в курсе вчерашнего подвига Старика и даже называли заветные сорок три минуты, за которые он вычислил тела.

– Случайность, – отмахивался Самойлов, влажнея глазами от родных, знакомых лиц. – Стечение обстоятельств. Женщина пришла в шлепанцах за почтой, случайность…

Ребятам было обидно, что он работал от какой-то страховой компании, а результаты расследования вообще захапал себе отдел убийств. Через некоторое время Самойлов понял, что в архив ему не попасть. Уже кто-то из молодых сбегал на улицу, уже накрывали стол. Он пошел в кабинет начальника, человека малознакомого – они работали вместе не больше года – и самого грустного здесь сегодня.

– Полный завал, – кивнул тот на гору папок. – Прохор Аверьянович, как вы это умудрялись перелопачивать?

– Я человек одинокий, сам себе хозяин, мог и по двое суток не уходить из отдела. А семейному это трудно, это как параллельная жизнь. Есть что-нибудь интересное? Что-то странное, непонятное?

– Да мне все непонятно! – взволновался вдруг начальник, оттягивая узел галстука. – Мне непонятно, как можно пойти за хлебом к ужину для жены и четырех детишек, а потом оказаться сожранным медведем за двести километров от дома в лесу?! В домашних тапочках, обратите внимание! В футболке и тренировочных штанах! И это – бывший десантник. Вот что мне непонятно, – добавил он уже тише, огляделся, пришел в себя, сел в кресло и, насупившись, уставился на Самойлова. – Мне непонятно, как можно зарубить собственную сестру топором – в восемнадцать лет, с ясными глазами и с лицом ангела, – спокойно и даже уныло продолжил начальник отдела. – Нет, при необходимости я могу это себе представить, но куда эта соплячка могла запрятать тело – вот что мне не дает покоя! Лучшие спецы из отдела убийств, собаки, криминалисты облазили дом и окрестности. А она – «хи-хи» да «ха-ха»!

Взгляд сорокалетнего, по меркам Самойлова – молодого человека, вдруг приобрел цепкость и напряжение. Начальник напрягся, уставившись на Старика с выражением некоего озарения. Самойлову такой взгляд не понравился.

– Прохор Аверьянович! Может, вы поможете? Вы тут были лучшим специалистом по женской психологии…

– Да? – искренне удивился Самойлов.

– Не спорьте, мне много о вас рассказывали. Вы – легенда! Если вы вчера за сорок три минуты нашли оба тела, запрятанные профессиональным киллером, то обнаружить труп у этой поскакушки вам раз плюнуть! Это недалеко от Москвы, свежий воздух, деревенский дом, природа! Заодно и отдохнете, расслабитесь за беседами.

– Подождите, остановитесь! – забеспокоился Самойлов. – У меня работа, да и возраст, знаете ли, но дело даже не в этом. Я могу вам помочь непосредственно только просмотром документов. Раз уж я сюда притащился, – Старик тяжко вздохнул, кляня себя за это последними словами, – могу посмотреть, что там у вас по этой девушке.

– Конечно, – уныло заметил начальник, выуживая толстую папку. – Отчего не посмотреть… Может, мы что-то упустили по бумажкам… Какая часть расследования вас интересует? Осмотр дома, показания свидетелей?

– Меня интересует, нет ли у пропавшей особых примет, – ответил Самойлов и поспешил добавить: – Я имею в виду, отклонений от нормы, уродств или чего-то странного… – Он совсем стушевался под пронзительным взглядом начальника отдела. – В общем, меня интересуют аномалии.

Тот застыл с расширенными глазам и, разевая рот, не смог сразу подобрать слов.

– Нет, но как вы?… Я сразу почувствовал, что это – ваше дело! – радостно объявил он наконец. – Дорогой Прохор Аверьянович, пропавшая – лилипутка! Вас интересуют лилипутки? Это достаточно привлекательная для вас аномалия?

Через два часа Самойлов вышел из электрички. На маленькой станции он долго рылся в карманах куртки и брюк, пока не нашел клочок бумаги с адресом. Теперь Старик играл сам с собой: он должен угадать – тот дом или не тот? Еще он размышлял, почему принято, когда приедешь за город, говорить о тишине, покое, природе? Птицы орали, под ногами шуршали листья, а электричка… Если стоять близко к рельсам, свистящий звук и ударная волна воздуха в лицо – как дыхание смерти.

И дом Самойлов не угадал. Так бывало. Если он ехал в какой-то дом, не зная ничего о хозяевах, ему иногда удавалось выиграть. Но обычно он отождествлял хозяина с домом и воображал себе всякое-разное по сведениям из документов. Поскольку хозяйкой дома должна быть особа неуравновешенная, очень молодая, нигде не работающая и подозреваемая в убийстве, Старик уже нафантазировал себе крепость-развалюху с хорошо обустроенной отдельной частью, например, с террасой и комнатой, единственно ухоженными среди умирающего дома. Но дом оказался огромным, недавно выкрашенным, с чистыми сверкающими стеклами, а когда Старик посмотрел на крышу, он даже опешил. Крыша была сделана куполом. Старик долго стоял, задрав голову, потом обнаружил, что в калитку так просто не попасть: она была заперта. Он подергал ее, оглянулся, прикидывая, стоит ли лезть через забор, низкий и явно декоративный. По дорожке от дома пробежала девочка в курточке и брюках. Старик крикнул, подзывая ее:

– Девочка, позови-ка хозяйку.