их этого дара. Собственно, вы никак не даёте мне договорить. Проблема заключается в том, что этот экспериментальный препарат, очищающий кровь, который видится мне единственной возможностью выживания мальчика, не бесконечен, но проводить терапию при нынешней динамике развития "метастаз" придётся регулярно, как минимум раз в полгода. Сколько ему сейчас лет?

— Чуть меньше чем через три месяца исполнится десять.

— Исходя из имеющихся запасов… — мальёк задумался, высчитывая. — Да, запасов ему хватит до двадцати одного года.

— В двадцать один год его дар будет запечатан, если Сенат не изменит выбранного курса, разумеется.

— Что ж. Вы спрашивали меня, жив ли ребёнок, а я ответил: и да, и нет. Таким образом, мы сможем поддерживать в нём жизнь до двадцати одного года. Без своевременной комплексной терапии он умрёт, смею предположить, в течение двух недель. При стирании дара же он умрёт моментально. Не знаю, в курсе ли вы, но суть процедуры запечатывания основана как раз-таки на трансплантировании костного мозга подходящего донора, не имеющего магического дара при активной магической поддержке организма, способствующей снижению отторжения. Это очень и очень непростая процедура, ваш мальчик её не переживёт. Ни сейчас, ни в будущем

— Мне плевать, что с ним будет через одиннадцать лет, — маль Трайвус облизал пересохшие губы. — Единственное, что мне нужно — чтобы он не сдох прямо сейчас. Я согласен на всё. Но какова цена?

— Наука бесценна, дорогой маль. Я уже говорил и повторюсь — нам нужны материалы. Этому мальчику необходимо будет приезжать к нам раз в полгода для проведения очередного этапа комплексной терапии. В это время мы могли бы использовать его… гм, тело, его организм для проведения ряда исследований. Без угрозы для жизни, разумеется, нам это невыгодно. Его и, может быть, еще двух-трёх детишек из тех, которыми вы располагаете — в качестве сравнительных контрольных образцов. Но я не просто человек науки, я человек закона. Мне нужно официально подписанное согласие его опекуна на проведение подобных исследований, чьи результаты никто не сможет гарантировать.

— Хоть на тёрке его натрите и в капусту нашинкуйте, у вас будут все необходимые подписи. Мальчишка ваш. Используйте все шансы.

Безымянный мальёк кивнул и поднялся. Маль Трайвус собирался было покинуть кабинет, и последний вопрос вырвался у него как бы сам собой:

— Почему вы так уверены, что за последующие одиннадцать лет никто не создаст такого же снадобья, как этот ваш препарат, излечивающий скверных?

— Потому что человек, который его создал, был гением, — без промедления ответил мальёк. — И он мёртв и не оставил никаких записей и свидетельств, поскольку два последних года своей жизни пребывал в сумрачном состоянии сознания. Потому что более эти исследования не проводятся. Партия Мирука Трошича отходит на второй план, именно они, не говоря о Фертаке Трошиче, его отце, в течение сорока лет финансировали направление медицины для скверноодарённых. Возможно, уже через пять-шесть лет мы сможем определять наличие скверной крови у ребёнка уже в утробе матери и проводить изъятие поражённого плода до его появления на свет — всё идёт к этому, маль. Истреблять, а не лечить. Но истреблять гуманно, разумеется, — он хохотнул.

Маль Трайвус пожал плечами, поблагодарил собеседника кивком головы и всё-таки вышел из кабинета, ожидать окончательного вердикта в тёмном коридоре с голыми пустыми стенами цвета болотной зелени. Он подписал все принесённые ему бумаги, не читая написанного, чтобы не затягивать время.

Глава 19. Маленький инцидент с большими последствиями

Я подозревала, что придётся идти в свою комнату, нагруженной неприкосновенными книгами: до десяти книжек допускалось держать в личных апартаментах, за остальными следовало отправляться в читальный зал. Как-то сразу становилось очевидно, что завсегдатаем местной библиотеки я не стану… Сверху внушительной стопки пухлых, но при этом находящихся практически в идеальном состоянии томов угрожающе и не без намёка возлежал учебник по пресловутому лайгону. Я посмотрела на него с тоской. Честно говоря, не возражала бы, если бы эта мегера, как там её, леди Фрагис, вообще запретила бы мне выносить отсюда что бы то ни было — ненадёжная, мол, на вид девица, зачем ей книги? Это было бы железное оправдание в случае проблем с учёбой… Но леди ограничилась тем, что свистящим голосом огласила мне правила, чуть более строгие, чем кодекс правил чести рыцарей из Пресвятого Ордена Благости: не рвать, не мять, не мыть, не дышать, читать в перчатках — и я не шучу! За каждый штришок на страницах книг мне были обещаны самые изуверские пытки, из тех, коими пугают нераскаявшихся грешников перед входом на Небесный луг. "Проклятые плотоядные черви будут раз за разом разгрызать вашу бренную плоть…" — как-то так зелёноволосая леди и выразилась.

Наконец, я оказалась свободна. Стоило дверям библиотеки сомкнуться за нашими спинами, как директриса Лестор облегчённо выдохнула. Всё это время она простояла беззвучно и безучастно, явно стараясь слиться со стенами.

Подлая предательница, а ещё директриса называется! Сама боится этой старой мымры, как ребёнок утопленника, а туда же — колледжем руководить, важный вид из себя строить!

— Ну, вот самое страшное и позади, остались только приятности! — она попыталась мне подмигнуть, а я попыталась криво улыбнуться. С обеих сторон вышло как-то фальшиво.

Тащить книги не пришлось — ещё одна служанка, вся какая-то тихая, серенькая, бессловесная, подскочила и с вежливым книксеном изъяла из моих рук бесценный учебный материал, без особых затруднений, связанных с немалым весом поклажи. И да — она действительно была в перчатках, уж не знаю, совпадение ли это…

По моим внутренним ощущениям со времени попадания в библиотеку прошло не меньше месяца, но нет. Даже не стемнело. Мы двинулись в противоположную от библиотеки сторону, и с каждый шагом дальше от библиотеки директриса возвращала былую уверенность в себе, и её красивое лицо становилось прежней горделиво-высокомерной маской.

— Итак, если не ошибаюсь, сейчас у первого курса идёт общая лекция по истории Айваны, я имею в виду — магической истории Айваны. Этот лекционный курс ведёт не простой преподаватель — сам председатель магического архива Сената, мальёк Ультар. Это большая честь для нас и наша гордость, ряд предметов преподают для нас не теоретики, не сведущие ни в чём, кроме пыльных устаревших фолиантов, а практики, настоящие специалисты своего дела…

Честно говоря, я не очень-то поняла, как можно быть практиком в истории, пусть даже магической, но на всякий случай кивнула.

— Наши студенты, несмотря на наличие платного отделения, отбираются тщательнейшим образом! — продолжала вещать директриса. — Мы общаемся с представителями администрации школ, оцениваем магический потенциал, уровень знаний, культуры абитуриентов…