его танец, Сашка поняла, что хочет, хоть на секунду, прикоснуться к этим мышцам ладонью. Дима когда-то подсаживал Сашку на бревно; она помнила это ощущение до сих пор.

Других преподавателей в столовой не было – к счастью, потому что Сашка искренне не представляла, какое может быть веселье в присутствии Портнова. Но и Кости не было видно. Захар пожинал плоды славы в центре большой компании. Вспыхивали блики фотоаппаратов. Сашка оглядывалась – в такой толпе легко пропустить человека, особенно если он сидит, привалившись спиной к стене, вот как эти ребята в углу…

Физрук тем временем заказал рок-н-ролл и прямо здесь, посреди зала, взялся проделывать трюки со всеми желающими девчонками. Некоторые визжали – от страха или от счастья; Дима перебрасывал партнерш с руки на руку, будто пальто, легко закидывал за спину и вытягивал наперед, и они скользили по паркету между его широко расставленными ногами. Девчонки вертели сальто, разинув рот от удивления, Дима подбрасывал их и ловил; толпа аплодировала. Образовалась целая очередь из потенциальных партнерш. Тех, кто шел в танец по второму кругу, оттирали с негодующими воплями.

Сашка долгую минуту боролась с собой. Ей очень хотелось станцевать с Димой. Но она стеснялась.

Рок-н-ролл не имел конца – одна вариация перетекала в другую, как упражнения из учебника. Сашка выбралась из зала, где было уже очень душно, и увидела огоньки сигарет в темном коридоре. Кто-то тихо переговаривался в темноте. При появлении Сашки голоса смолкли.

– Кого-то ищешь? – спросила Лиза.

Сашка неприятно удивилась. В последние дни они подчеркнуто друг друга не замечали.

– Не тебя.

Лиза промолчала, но праздничное настроение слетело с Сашки, как последний лист с уже голого дерева.

Не зная, куда идти, она двинулась по коридору. В каждой нише окна, за каждой занавеской кто-то обнимался, сопел и хихикал. Сашке казалось, что она идет по полутемному музею, где все статуи сошли с ума и полезли обниматься.

Она отправилась в гардероб за своей курткой. Хотя, может быть, до общежития можно было добежать и так…

Они сидели под стойкой. Женя Топорко, со своими школьными косичками, в расстегнутой блузке, и вдребезги пьяный, краснолицый Костя. Он целовал Женю, повизгивающую от смеха, а его трясущаяся рука лезла ей за пазуху.

Сашка вышла, оставив куртку на вешалке.

* * *

Новогоднюю ночь она провела, гуляя по городу Торпе. Общага гудела и ревела, в каждой комнате гремел свой магнитофон, в каждой кухне ломился стол от дешевой снеди; Сашка упросила вахтершу открыть для нее институтский гардероб, где, одна среди пустых крючков, висела Сашкина куртка.

Вахтершу она поздравила шоколадкой.

Город Торпа тоже праздновал, но снег приглушал все звуки. Мигали гирлянды в окнах, в витринах магазинов. Ждали на перекрестках такси. Пройдясь по центру, Сашка вернулась назад по улице Сакко и Ванцетти и пошла дальше, к окраине, к реке.

Река замерзла. Лед занесло снегом. Где-то били часы и вопили счастливые люди; Сашка смотрела перед собой и невольно – почти машинально – повторяла про себя упражнения из портновского сборника.

Они текли одно за другим. Спокойно. Сашка не ослепла после двадцать пятого, и рука у нее не отнялась после сорок третьего, как было в первый раз. Она помнила их все – от первого до сто двадцать пятого, последнего в книге. Она уселась на поваленное дерево, улыбнулась, закрыла глаза…

И открыла их ярким солнечным утром.

На ее голове, на плечах, на коленях лежал снег и сверкал, как перстень Портнова. Даже ярче. Сашка зажмурилась. Над замерзшей рекой, над камышами, над пригородом разлеглась абсолютная тишина.

Сашка сглотнула. Потом вскочила. Целый сугроб снега полетел на землю. Она просидела здесь всю ночь?! Она замерзла… может быть, насмерть… ну уж наверняка что-то отморозила!

Она подняла к лицу голые, без перчаток, руки. Пальцы были теплые и шевелились легко. Коснулась носа; нос был даже горячий. Не замерзли ноги в ботинках. Не замерзли уши. Сашка огляделась: она стояла посреди нетронутого снежного поля, ее ночные следы засы́пало, теперь можно было поверить, что Сашка прилетела с неба.

Жалко было нарушать такое великолепие. Но она почувствовала, что очень хочет есть.

* * *

Она явилась на зачет как все – второго, в десять утра. Портнов требовал, чтобы от начала зачета и до конца весь курс находился в аудитории.

– Доброе утро, группа «А».

Портнов сдвинул на нос очки и пробежался взглядом по рядам.

– Самохина, давай зачетку.

Она подошла к его столу и своими глазами увидела, как он проставляет ей «пять» в графе «специальность».

– Зачет дифференцированный у нас, все помнят? Староста, соберите зачетки, стопочкой мне на стол.

Костя, низко склонив голову, пошел вдоль прохода. Сашка переступила с ноги на ногу.

– Самохина, вы свободны, идите… Спасибо, Коженников. Кто первый хочет сдаваться, может, есть желающие? Самохина, ты слышала, что я сказал?

Ни на кого не глядя, Сашка подобрала свою сумку и вышла из аудитории, плотно прикрыв за собой дверь.

* * *

«Вы свободны, идите». Куда? Она уже много месяцев не была свободна. Как не свободен человек под дулом автомата. Шагая по двору к крыльцу общаги, она спрашивала себя: а сможет ли она когда-нибудь, хоть в старости, вырваться из-под власти Фарита Коженникова?

Оксана в полном трансе сидела над книгами. У группы «Б» зачет был назначен на двенадцать, и, игнорируя пословицу «перед смертью не надышишься», Оксана пыталась впихнуть в себя упражнения со сто шестого по сто пятнадцатое. Сашка знала, что это невозможно. Но надеялась, что сто пять честно отработанных упражнений обеспечат Оксане хотя бы тройку.

Она легла на свою кровать и уставилась в потолок. Оставались два экзамена, по философии и истории, восьмого января и двенадцатого… Значит, на двенадцатое, вечер, можно брать билет и ехать на каникулы домой.

Раньше она не допускала этой мысли. Она боялась, если честно, об этом думать. А теперь занятий нет. Специальности нет. Можно ехать домой. Домой.

Оксана сидела над книгой, застывшими глазами глядя перед собой. Возможно, у нее что-то начало получаться; Сашка пересчитала оставшиеся деньги и, не оглядываясь, вышла из общаги.

* * *

Она вернулась к обеду, неся во внутреннем кармане плацкартный билет. Поезд стоял на станции Торпа две минуты – с ноля двадцати трех до ноля двадцати пяти, ночью, естественно. По дороге из кассы Сашка зашла на почту, и дозвонилась маме, и сказала, что тринадцатого – под старый Новый год – ее можно будет встречать на вокзале в полдень. Взрыв радости на том конце провода