Карелин всегда понимал, что полюбит только ту женщину, которую не сможет познать до конца. Астра была такой. Он подшучивал над ней, посмеивался, злился на нее, отказывался ее понимать и… не представлял себя без нее. Она расшатывала его принципы и наполняла жизнь новым смыслом, азартом и адреналином. Ее авантюрные замашки, наивная вера в «пророчества» и «обратную сторону реальности» неожиданно затронули романтические струнки его сердца. Вопреки скепсису Матвея, самые смелые предположения Астры подтверждались, и это вовлекало его в феерическую орбиту ее причудливого мира.

Вот и художник уловил, сумел передать на портрете ее смятение, особый взгляд, устремленный вдаль – за зыбкий рубеж между действительностью и воображением. Что она видит в зеркале? Свое отражение или своего двойника?

– В зеркало смотрим не только мы, – говорила она. – Оттуда смотрят на нас.

Матвей все чаще ловил себя на том, что воспринимает ее слова не как выдумки избалованной отцовскими деньгами, взбалмошной девицы, свихнувшейся от безделья и скуки, а как непривычную, но имеющую право на существование точку зрения. Он все более склонялся к тому, что в ее толковании событий присутствует доля правды, какими бы абсурдными они ни казались.

На портрете была другая Астра, та, которую нельзя увидеть воочию, но можно почувствовать. Как в свежем воздухе с привкусом озона чувствуется приближение грозы. Стихия дает человеческой душе ни с чем не сравнимое упоение.

«Да, она красива, – подумал Матвей, не отрывая глаз от портрета. – Полна нерастраченного огня, невысказанных откровений, неосуществленных желаний. Такую я искал и отчаялся найти. Искал давно… еще до этой жизни».

Пожалуй, в этот момент прозрения, который длился секунду или даже меньше, он впервые осознал, что формы одухотворяют пронизывающие их вибрации. И что пустая красота – извращенный вид уродства, призванный привлечь и погубить.

Ему вдруг почудилось, что его встреча с Астрой и то, что их связывает, откроет самую сокровенную суть любви и бытия… Или небытия.

Художник, написавший этот портрет, мертв. Как мертвы первый жених Астры, ее близкая подруга, баронесса, у которой она служила компаньонкой, убийца, оставивший кассету…[4]

Он решил не продолжать список. Слишком мрачная вырисовывалась картина.

– Этот портрет она тоже заберет с собой, – прошептал Матвей и нежно прикоснулся пальцами к золотистым завиткам рамы.

Он мог поклясться, что ощутил ответное тепло…

* * *

Квартира Лианозовых представляла собой типичное профессорское жилище – просторные комнаты, очень много книг, памятных фотографий, старинных безделушек, бесполезных сувениров, подаренных благодарными аспирантами и студентами. В кабинете – кресло-качалка с клетчатым пледом, письменный стол и зеленая лампа, бережно охраняемые вдовой награды и дипломы за стеклом шкафчика. Никаких излишеств.

– Когда мы перебрались сюда, я постаралась сохранить прежнюю атмосферу, – объяснила госпожа Лианозова. – В кабинете почти все осталось так, как было при муже.

Вдова – интеллигентная пожилая дама с сединой в волосах, одетая в строгое платье с отложным воротничком, – встретила Астру радушно. Она была рада хоть кому-то, с кем можно поговорить о профессоре. Ее иногда навещали бывшие ученики Дмитрия Лукича, но с каждым годом все реже и реже. С сыном она старалась не касаться болезненной темы, тот до сих пор остро переживал потерю отца. Даже на кладбище его не брала.

У Астры стало традицией представляться корреспондентом журнала или газеты. На сей раз она сказала, что хочет написать статью о профессоре, рассказать не столько о научной и педагогической деятельности, сколько раскрыть качества его личности.

Вдова особо не интересовалась подробностями: кому и зачем понадобился материал о жизни ее мужа. Главное, о Дмитрии Лукиче напишут, о нем помнят, его почитают. Это воодушевило женщину.

– Меня зовут Зинаида Романовна, – сказала она, жестом приглашая гостью присесть. – Здесь, в кабинете, нам будет удобнее всего. Простите, но я по профессии врач, правда, уже на пенсии. В точных науках смыслю мало, так что, может быть, вам лучше почитать монографию…

Она потянулась к застекленным полкам, где хранились труды Лианозова.

– Нет-нет, – испугалась Астра. – Меня интересует, каким человеком был Дмитрий Лукич. О чем он мечтал? Чем увлекался?

– Прежде всего, научными исследованиями, – вздохнула вдова. – Он занимался физикой элементарных частиц и квантовой теорией поля. – Она с гордостью показала несколько тонких брошюр. – Это Дима написал. Он просто бредил наукой, у него было столько планов, столько проектов! Он пять лет не отдыхал, и я настояла на отпуске.

Зинаида Романовна заплакала.

– Кто же мог знать, что… Господи! Будь он в Москве, а не в той глуши, его могли бы спасти. Сразу вызвали бы «Скорую», отвезли в больницу… Знаете, я ведь сама медик, но… Дима не жаловался на здоровье. Он ужасно уставал, не высыпался, я уговаривала его уделять больше времени себе. После пятидесяти люди должны щадить свой организм. Сын до сих пор не может мне простить, что я вовремя не заметила болезни отца, не уделяла ему достаточно внимания. Он молод, а молодые часто прибегают к обвинениям. Так им легче переносить боль потери. За многие годы в больнице я всякого насмотрелась и наслушалась.

Астра умело изобразила неведение – не зря же ее учили актерскому мастерству:

– Извините, а что случилось с профессором?

– Разве вы не знаете? – вдова подняла на нее красные от слез глаза. Минуло десять лет, а ее горе было еще свежо. – Дима взял отпуск, решил порыбачить, грибов насобирать, насушить. Он обожал блюда из грибов. Прямо на лесной дороге ему стало плохо, и он… умер. Инсульт. Мы с сыном ждали от него звонка или телеграммы, потом начали его искать… а потом… нам сообщили о несчастном случае. Вернее, о смерти Димы. Это не была авария, он сам остановил машину, только не смог выйти и позвать на помощь. Хотя кого звать-то? Там оказалось такое захолустье, на машину охотники какие-то набрели, они и в милицию сообщили. Вот какой отпуск получился.

Она обхватила руками плечи, как будто ей стало холодно.

– Ваш муж часто ездил в те места? – спросила Астра. – Я имею в виду…

– Новгородскую область? Нет. Он любил рыбалку на Оке. Почему в тот раз он не поехал туда? Судьба, наверное.

– Он сказал вам, куда едет?

Зинаида Романовна покачала головой. Седая прядь выбилась из прически, и она поправила волосы.

– Я не знала, что он собирается так далеко. А он вон куда махнул. Зачем?

– Вас с собой не звал?

– Он один любил отдыхать. Я тогда работала, да и отпуск уже отгуляла. Мы после женитьбы первые несколько лет ездили вместе на Оку или в Крым. Потом Дима ушел с головой в работу. У нас долго не было детей, он не хотел. Валерика я родила в тридцать шесть. Поздний ребенок – избалованный, капризный, но любимый без памяти. Я возила его на море, лечила от хронического бронхита. Ему исполнилось четырнадцать, когда Димы не стало. Самый сложный возраст, а отца рядом нет.