Вспомнив об этом, он вспомнил и тот страшный день, когда, вернувшись домой, увидел тела своих убитых родных и сам схоронил их — ас ними их мечты и свои. Все их надежды и страхи сошли в могилу, и часть его самого тоже осталась там, в холодной, населенной червями земле.

Ульменета легла спать в повозке. Ногусте нравилась эта сильная, не поддающаяся невзгодам женщина. Он обошел лагерь и стал рядом со спящими детьми. Коналин — угрюмый парень, но в нем чувствуется сталь. Две девочки, обнявшись, спали под одним одеялом, и малышка сунула пальчик в рот.

На краю поляны, где сквозь древесные стволы чернели горы, к нему подошел Кебра.

— Не спится тебе? — спросил Ногуста.

— Я поспал немного, но старым костям на холодной земле долго не лежится.

Они постояли немного, дыша свежим ночным воздухом, и Кебра сказал:

— У солдат, которых мы перебили, еды было на три дня. Может, их не сразу хватятся.

— Будем надеяться.

— Я не боюсь смерти, — тихо сказал Кебра, — и все-таки мне страшно.

— Знаю. Я чувствую то же самое.

— Есть у тебя какой-нибудь план?

— Остаться в живых, перебить всех врагов, доехать до моря и сесть на корабль.

— Всегда как-то веселее, когда есть план.

Ногуста улыбнулся, но тут же помрачнел и провел рукой по бритой голове.

— Трое стариков против сил зла. На нас вся надежда. Поневоле уверуешь в Исток — за этим проглядывает прямо-таки космический юмор.

— Я, дружище, и без того верю. И если бы мне пришлось отбирать трех стариков для спасения мира, я сделал бы такой же выбор, как и Он.

— Я тоже, — хмыкнул Ногуста, — но это делает нас спесивыми стариками.

* * *

Два дня Антикас Кариос ехал на запад, разыскивая беглецов, а потом с пятнадцатью своими людьми на усталых конях вернулся в Юсу. Солдаты, утомленные не меньше его, сидели сгорбившись, повесив бронзовые шлемы на седельные луки. Одежда их загрязнилась, белые плащи стали черными. Перед Антикасом маячили две неприглядные истины: первая, что беглецы отправились на юг, и вторая — что Веллиан либо предал его, либо мертв. Последнее представлялось маловероятным. Дагориан хороший боец, но с пятью ветеранами не справится и он.

Антикас припомнил послужной список молодого офицера. Сын генерала-героя, сам он никогда не желал стать солдатом и два года прожил в монастыре, готовя себя к поприщу священника. Лишь по настоянию семьи он вступил в полк, которым прежде командовал его отец. Большинству людей это ничего бы не говорило, но острому уму Антикаса открывало многое. Стезя священника требует не только самопожертвования и веры, но и отказа от плотских желаний. Такие решения легко не принимаются, а раз принятые, накладывают на человека железные цепи. Тем не менее Дагориан сбросил с себя эти цепи «по настоянию семьи». Стало быть, преданность своему роду пересилила в нем преданность Богу. Это указывает либо на слабость характера, либо на то, что человек ставит чужие желания превыше своих — а может быть, на то и другое вместе.

Антикас не испытал никаких особых чувств, получив от Маликады приказ убить Дагориана, и не слишком удивился, когда Дагориан победил подосланных к нему убийц. После этого, однако, его действия стали загадочными. Зачем он похитил королеву? И почему она добровольно, по всей видимости, уехала с ним?

Высокий гнедой конь, на котором он ехал, споткнулся, и Антикас потрепал его по шее:

— Ничего, скоро отдохнешь.

Начинало смеркаться, когда они подъехали к воротам дворца. Над западной частью города висел дым, на улицах — ни души. Отправив солдат в казарму, Антикас проехал во двор. Двое часовых вытянулись, увидев его. На конюшне никого не оказалось. Недовольный Антикас сам расседлал коня, вытер его пучком соломы и завел в стойло. Потом насыпал в кормушку овса, натаскал из колодца воды, накрыл мерина попоной. Конь заслуживал лучших забот, и Антикаса раздражало отсутствие конюхов. Впрочем, зачем бы они стали тут болтаться — других лошадей в конюшне все равно нет.

Антикас устал, глаза саднило от недосыпания, однако он отправился на поиски Маликады. Чтобы не делать крюк до парадного входа, он прошел через кухонную дверь. Он хотел распорядиться, чтобы еду подали ему в комнаты, но и на кухне не нашел никого — зато заметил горы немытой посуды и опустевшие полки кладовой. Что за чудеса? К вечеру повара должны вовсю суетиться на кухне, готовя ужин.

Поднявшись по узкой винтовой лестнице, он оказался в широком, застланном ковром коридоре и прошел мимо библиотеки к нарядным лестничным маршам, ведущим в королевские покои. После безлюдья на конюшне и на кухне он уже не удивился, не обнаружив здесь слуг и увидев, что лампы не зажжены. Во дворце было темно, и лишь свет заходящего солнца струился в высокие окна.

Он уже начал думать, что Маликада остановился в казармах, но тут увидел двух часовых у дверей в бывшие покои Сканды. Солдаты не отдали ему честь, как полагалось бы, и он собрался сделать им выговор, но голос Маликады произнес из-за двери:

— Входи, Антикас.

Антикас вошел и поклонился. Маликада стоял на балконе, спиной к нему. «Откуда же он узнал, что я за дверью?» — растерянно подумал Антикас.

— Говори, — не оборачиваясь, приказал Маликада.

— С сожалением должен доложить вам, что королева исчезла, ваше высочество — но завтра я ее найду.

Антикас, зная буйный нрав Маликады, ожидал вспышки гнева и удивился, когда его кузен в ответ только пожал плечами.

— Она на Старой Лемской дороге. С ней четверо мужчин, ее повитуха и трое детей. Один из мужчин — офицер Дагориан. Завтра я пошлю за ней погоню, ты же можешь больше не беспокоиться.

— Да, мой принц. Какие будут распоряжения относительно других дел?

— Других?

— Нужно оповестить наши приморские гарнизоны, решить вопрос с Белым Волком, искоренить дренайских сторонников. Мы обсуждали все это несколько месяцев.

— С этим можно подождать. Королева — вот главное.

— При всем уважении, кузен, я не согласен. Дренаи, узнав о смерти Сканды, могут предпринять повторное вторжение. И если позволить Белому Волку уйти…

Маликада, не слушая его, смотрел на город.

— Ступай к себе, Антикас, и отдохни. Ступай.

— Слушаюсь.

Часовые и на этот раз не отсалютовали ему, но теперь Антикасу было не до них. Ему не терпелось сменить одежду, поесть и отдохнуть. Его собственные комнаты состояли из скромной гостиной и крошечной спальни без балкона. Он зажег две лампы, стянул с себя доспехи, снял запыленный камзол, налил в таз воды из кувшина и помылся до пояса. Он предпочел бы горячую ароматическую ванну, но вряд ли котел для воды топится, раз слуг нет.

Куда они, спрашивается, подевались? И почему Маликада не нанял новых?