специалистов проявлял пассивность. А царь Петр был очарован Европой настолько, что уже в первые годы Северной войны нужных русской армии офицеров подыскивали иностранцы, вообще далекие от военного дела. Так, капитуляции (договоры) заключал за границей тайный советник фон Паткуль, которому Петр I очень доверял. Но при вербовке Паткулем офицеров развивались обыкновенно пункты условий, касавшиеся главным образом материальных выгод нанимавшегося, а про обязанности почти не упоминалось. В 1704 году Паткуль сообщал в Приказ артиллерии, что в Лейпциге некто Климент Плюмке, служивший у курфюрста Бранденбургского «огневым мастером год, пушкарем пять лет, снасти оберегателем пять лет, дал слово великому государю служить и к Москве ехать». Как видим, Плюмке имел в «Бранденбургии» всего лишь чин рядового, но фон Паткуль, «радеющий» за интересы России, оговаривает для своего протеже чин поручика, да еще «с надеждою, что после одного минувшего году ему гауптманский чин и обыкновенное капитанское жалованье дано будет, ныне же ему месячное поручиково жалованье по 15 рублей от того дни, как сей договор состоится». То есть проходило еще несколько месяцев, прежде чем завербованный мог добраться из Бранденбурга до Москвы, а жалованье этому новоиспеченному поручику шло. Но реформатора, как видно, такое положение дел вполне устраивало — он очень верил в то, что без иностранцев шведов ему не одолеть. А часто прием иноземных специалистов основывался на их личных заявлениях о своих способностях и достоинствах. В свою очередь завербованным и еще ничем не отличившимся офицерам поручалось звать других и везти их с собой в Россию, что и обусловливало появление в русской армии разного рода авантюристов, не имевших нужных знаний и навыков.

Нетрудно догадаться, что основным мотивом, заставлявшим иностранных военнослужащих перебираться в Россию, было повышенное в сравнении с окладами прочих европейских армий денежное жалованье, обещанное Петром I иноземцам. «Каждый генерал, — писал царь, — или офицер у иных областей совершенно в поле служит, такмо степенью выше оных в нашей службе принят и по уставу заплату иметь будет, якоже, наприклад, который в иных странах в совершенной службе маеор был, тот в нашей службе подполковник» и т. д. И эта выдержка из петровского манифеста интересна тем, что дает намек на наличие в сфере денежных окладов русской армии каких-то аналогий с общеевропейскими окладными стандартами. А иначе как бы мог определиться иностранец при выборе, где ему служить, если бы ориентировался лишь по своей, европейской школе?

Но часто зачисление на русскую службу давало предприимчивому иноземцу, не побоявшемуся хлопот с переездом, повышение не на один чин, как обещалось в манифесте, а даже на два-три, причем оговаривались и перспективы дальнейшего продвижения. Такую карьеру делали в основном артиллеристы. Если судить по денежной ведомости за 1706 год, дающей возможность сравнить оклад «выезжего» с момента приезда, то окажется, что все иноземцы сумели увеличить размеры своих окладов в 2–6 раз! И, как правило, начинали расти они уже по истечении двух лет службы. Например, голландец Ричард Греве в 1698 году был принят в русскую артиллерию бомбардиром с окладом 5 рублей 25 алтын 5 денег в месяц, а в 1706 году мы видим его уже в чине майора с месячным окладом 33 рубля 11 алтын. Яган Гинтер поступил на службу огнестрельным бомбардиром, оговаривая для себя 24 рубля в месяц, а через семь лет он обзавелся уже чином подполковника и окладом 68 рублей.

А если сравнить оклады иноземцев и русских офицеров в первый период Северной войны, то увидим, что жалованье «выезжих» в среднем в два раза превосходило «русские» оклады. Майор пехотный и драгунский (в пехоте и кавалерии получали одинаково) из иностранцев имеет в год 300 рублей оклада, а русские только 140 рублей. Иноземец-капитан мог требовать от государя 216 рублей каждый год, а русский только 100. Выезжий поручик получал 120 рублей, что было больше русского капитанского оклада, а поручик «доморощенный» только 80.

Неужели одним высоким профессиональным мастерством, на которое Петр возлагал надежды, можно объяснить значительный приоритет «выезжих» при получении жалованья? Неужели и кавалеристы, и пехотинцы-иностранцы несли с собой из-за границы какие-то незнакомые России прежде секреты воинского искусства, на что можно было еще надеяться при приеме в русскую службу представителей «технических» родов войск? По всей видимости, и от пехотных, и кавалерийских офицеров ждали мно-того, но не только этими соображениями руководствовалась администрация при назначении иностранцам повышенных окладов. Дело в том, что подавляющее большинство русских офицеров были дворянами, землевладельцами, помещиками, и пониженное в сравнении с иноземскими окладами их жалованье, по старинному, традиционному убеждению государственных властей, компенсировалось, дополнялось результатами обработки выданных им когда-то поместных земель, которых не было у иностранцев.

Но шла к своему победному завершению Северная война, и в самом конце ее, в 1720 году, были изданы новые Штаты, где уже совершенно нс делалось различия при определении окладов для русских и иноземцев. Как видно, правительство или разочаровалось в талантах европейских «учителей», или за время войны успели накопиться отечественные командные кадры, что и обусловило отказ от излишних трат на приглашение специалистов из-за границы. Однако нельзя сказать, что прекратился поток желающих попытать счастье в поднявшей свой авторитет победами над Карлом Шведским России, только теперь нанявшиеся на русскую службу рассчитывали лишь на обыкновенное жалованье.

Надо сказать, что, уравняв оклады в пехоте и кавалерии, буквально забыли об артиллерии, где вплоть до 1739 года выезжие иноземцы (были ведь еще иноземцы природные, «московские», — потомки осевших на русской земле эмигрантов) получали большие оклады. Но русско-турецкая война показала, как недостаток в денежном содержании мог влиять на материальное положение командных чинов, обеспеченных якобы жалованьем в форме земельных наделов. «…Российские офицеры несут сильную нужду и недостаток неточию в мундирах, но и в экипажах», — сообщали Миниху. И генерал-фельдмаршал приказал сравнять оклады русских и иноземцев, но у последних никак нельзя было отнять часть денег и передать в распоряжение первых, поэтому изыскали суммы и подняли оклады русских офицеров до величины иноземческих. Так высшим начальником русской армии, датчанином по происхождению, был ликвидирован последний этап в дискриминации русской части офицерского корпуса. Надо думать, что поместный способ обеспечения военного слуги Российского государства, дворянина, исчерпал себя полностью при ликвидации разницы в окладах иностранцев и русских. Теперь правительство, не ссылаясь на поместья, предлагало всем офицерам равный (в пределах чина) и одинаковый по существу способ довольствования — денежное жалованье.

А в 1764 году Военная коллегия пошла еще дальше. В высочайше утвержденном докладе форму закона приняло решение зачислять на русскую службу «как бывших в голштинской, так и в прочих иностранных службах штаб- и