БЫТ РУССКОЙ АРМИИ

XVIII — начала XX века

*

© С. В. Карпущенко. Составление,

очерки ’’Армейские будни», 1999

© Оформление, Воениздат, 1999

КАК ОБЕРЕГАЛИ АРМИЮ

Ситуация на первый взгляд может показаться странной и противоречивой: зачем оберегать тех, кто призван быть средством «обережения», чьи функции по защите граждан своей страны в случае военной опасности сформулированы чеканно-четким словом устава и присягой? Однако уязвимость любой армии, ее беспомощность (не побоимся этого слова), взывающая к поддержке, заключается в том, что, ограничив свои возможности одной-единственной задачей — узковоинским ремеслом, — армия, эта масса здоровых и сильных мужчин, потеряла способность добывать себе пищу, изготавливать одежду и делать множество необходимых в быту вещей. Всем этим снабжает войско население гражданское, которое как бы в благодарность за свою безопасность платит армии тем, что содержит ее, оберегает в плане бытовом…

Главная особенность армейского труда в мирное время заключается в том, что результат его невидим, неощутим, не может быть взвешен и оценен в денежных единицах и влит в копилку государства. Военнослужащему нечего принести на продажу. Однако «служивый», как и все другие люди, хочет удовлетворять свои обычные человеческие потребности, но как быть, если ему нечего пообещать взамен хлеба, и одежды, и многого другого — всего, чем снабжает его «гражданка», — кроме уверений в том, что мирный труд оберегаем? И поэтому степень уверенности гражданского общества страны в том, что великий «нахлебник» — его армия — еще необходим государству, каждой его части, включая человека, будет диктовать степень обеспеченности военнослужащего в сфере бытовой.

История вряд ли благоволила к русским: огромные пространства Руси, плоские, не защищенные естественными преградами, самый край Европы в соседстве с воинственными жителями степи — все это сделало из русских народа-воина, вынужденного находиться в состоянии почти постоянной борьбы со «степью». Требовалось все время защищать пространные границы, и государству, а прежде княжествам, приходилось отдавать «воине» многочисленную и лучшую часть своих людей.

Иные европейские государства быстро осознали, что армия «съедает» обычно цвет нации, и воевали наемными войсками. Россия же к наемникам практически не обращалась, а гнала в бой своих.

Профессиональные войска были заведены в России уже в XVI веке, и армия регулярная (стрельцы, копейщики, рейтары) составляла ядро русского войска задолго до того, как стал баловаться с «потешными» царь Петр. Однако эти профессиональные полки хоть и получали от государства содержание за службу, но их домашний уклад во многом напоминал обывательский, а то и сельский: занимались ремеслом, торговлей, иногда пахали землю. А ополчение дворянское, собиравшееся лишь для нужд войны, вообще кормилось лишь от своих земель.

И вот с грохотом орудий, барабанов ворвался в российскую полудрему реформатор Петр и армию устроил на других началах: теперь уже не ждали дворяне, когда их пригласят в поход с оружием, прикупленным на свои средства, со своими людьми и харчем, а обязаны были всецело посвятить себя войне и армии. Войско становилось регулярным полностью, то есть делалось профессиональным[1], отдающим все свои силы лишь войне или подготовке к ней. Военный должен был оставить все заботы о своем пропитании, одежде и жилье — обо всем этом теперь должно было думать государство, безоговорочно принявшее идею: армия защищает его интересы, а в благодарность за это войско нужно питать и холить. И потащил простой народ через века на плечах своих это нелегкое тягло.

Какой бы тяжелой ни была доля тех, кто кормил армию, однако в общественном сознании гражданского населения России надежно укрепилась мысль, что стране, почти постоянно находившейся в состоянии войны то со шведами, то с турками, то с французами, без армии не обойтись, и авторитет военного в державе, воевавшей, в общем, довольно успешно, возрос необыкновенно. Служение Отечеству было тождественным служению его воинским задачам, и никто эту идею не оспаривал. Гражданин безропотно отдавал свою копейку в пользу неработающего защитника, а тот в лишениях армейской службы со шпицрутенами, с непрерывными занятиями на плацу, с многокилометровыми маршами на сухарях и воде, со штурмами крепостей и атаками в сражениях, с негодными условиями для обзаведения семьей отрабатывал этот хлеб, эту копейку…

Постепенно сокращался срок солдатской службы, офицеров уже не принуждали вступать в армейское сословие, однако по традиции, по естественной необходимости, объясняющейся частыми войнами, а поэтому и тем государственным запросом на военных, армейская корпорация продолжала процветать и в XIX веке. Быть офицером считалось почетным. То же чувство гордости за принадлежность к воинскому клану постоянно пытались привить рядовым, внушая им идею особенности их профессии. И интересы гражданского и воинского населения страны находились, можно сказать, в гармонии: те и другие служили друг другу.

Но наступают времена, когда угроза войны уже не тревожит сознание, а поэтому на армию начинают смотреть как на обузу, как на нахлебника, который не в силах оправдать затраты, пошедшие на его содержание. Наступает дисгармония между обществом и армией, и последняя начинает или сильно нуждаться в плане бытовом, или требовать от общества должного отношения к себе, создавая порой ситуации, в которых можно продемонстрировать свою значимость.

Однако эти вопросы лежат уже далеко за рамками задач нашей книги, посвященной тому, как организовывалась в русской армии та часть ее бытия, в которой очень много сходных черт с жизнью населения гражданского, — армейскому быту. Сходство определилось тем, что человек, в какие бы условия он ни был помещен, будет послушным исполнителем своих биологических потребностей. Но разница между способом удовлетворения этих потребностей воина и лица «цивильного» все же будет заметной, и заключаться будет она прежде всего в том, что быт солдата полностью регламентирован, приноровлен к коллективному потребителю, где для личных вкусов осталось мало; быт же «гражданина» хоть и детерминирован многими условиями, но все-таки куда свободней, индивидуальней.

Однако именно эта причина облегчает нашу задачу: куда легче исследовать уже обобщенное каким-то принципом — труднее иметь дело со случайным.

Как жаль, что исторические исследования, посвященные армейскому быту, можно пересчитать по пальцам (к сожалению,