По версии астраханского сына боярского Острикова, которую приводит Н. А. Мининков, казаки соглашались на «почетную (по более поздним понятиям) капитуляцию», хотели уйти из города «з женами, з детьми, и з животы»[32]. Турки же предлагали уходить «без ружей, и без жен, и без детей».

Возможно, инициатива уйти из города принадлежала той части казаков, которая, как мы помним, не возлагала на этот город больших надежд и готова была отдать его либо царю, либо султану. Последний трехдневный штурм, измотавший казаков бессонницей, конечно же, прибавил этой группе сторонников. Но турки, все еще уверенные в успехе осады, поставили невыполнимые условия — уходить без жен и без детей, пешими степью и без оружия. Как сообщали русские послы в Крыму, казаки «у царя (хана — А. В.) и у турских людей прошаютца, вольно Азов отдают, и турские де люди заупрямились, казаков выпускать не хотят, а начаютца взяти их вскоре»[33].

Турецкие условия привели к тому, что казаки заявили: Войско решило «Азова не отдавать и помереть всем заодно». Одновременно турок предупредили относительно будущих штурмов — если «будет де им сидеть в Азове не в мочь, и они де… наставят в городе под стенами бочки с зельем, и те бочки запалят и городовые де стены взорвут, хотя де их, донских казаков, и побьет, а живы де им не дадутца»[34].

Как мы видим и увидим еще, и турецкие и донские источники не пишут или очень мало пишут о поражениях, зато много пишут о победах. В «поэтической повести», возносящей героизм осажденных, которые только и говорят о «славе вечной», просто неуместно было писать о переговорах с иным содержанием. Челеби же вообще ни о каких переговорах не пишет. Для него переговоры с казаками, видимо, были тем же, чем являются в современном мире переговоры с террористами, удерживающими заложников.

После переговоров, как пишут казаки, «полегче нам стало, приступов больше не было». Начался новый этап осады и пошли события, которые датировать гораздо труднее.

Челеби, например, рассказав о трехдневном штурме и о последующих шести днях земляных работ, переходит к описанию случая, который не датирует: «Однажды четыре тысячи воинственных, храбрых как быки, казаков пришли по реке Дон на сорока фыркатах, чтобы оказать подмогу крепости Азов. Тогда силиетровский вали Кенан-паша двинул по реке на эти суда газиев мусульман своего войска, которые стояли наготове в засаде вместе с пушками бал-емез. Всех их раненых они потопили и уничтожили, а тех, которые выбрались на берег, думая: „Ну, вот я и спасен!“ — они забрали в плен, связанных и сокрушенных. Все войско захватило большую добычу. Тогда глашатаи принялись кричать: „Добыча — мусульманским газиям!“.

В ту ночь все газии были счастливы; совершив полное омовение, они до утра оживляли (своим весельем) ночь».

В комментариях к тексту Челеби читаем, что в переводе Хаммера говорится о тысяче убитых казаков.

Интересно, что встретил казаков не капудан Сиявуш-паша, спрятавший свои суда в рукавах реки, а войска силистрийского паши, и огонь велся из тяжелых осадных орудий, то есть с берега. Следовательно, сражения на воде между судами не было, был огонь из засады, после чего турки добили и утопили раненых и связали уцелевших, выплывших на берег с разбитых ядрами стругов. О том, что были разбиты и потоплены все казачьи струги, не говорится, да этого, наверняка, и не было. Накрыть с берега реки огнем растянувшийся караван в сорок судов невозможно. Видимо, был расстрелян лишь авангард этой флотилии, а остальные отступили.

Казаки об этой попытке прорыва к ним помощи на судах ничего не пишут. Но по времени — примерно, вторая половина июля — к Азову должна была подойти помощь из верхних донских городков.

Интересно, что казаков встретили в засаде войска Кенан-паши, занимавшие окопы к западу от Азова у пригорода Коротояк. Выходит, что казачьи «фыркаты» подходили к Азову со стороны моря. Вряд ли это были запорожцы (хотя образ «храбрых как быки» казаков напоминает почему-то именно их, толстошеих, с бритыми головами), в источниках нет и намеков на попытку помощи запорожцев Азову извне. Скорее это казаки-верховцы выбрались в море окружным путем (может быть, по Миусу), а оттуда, с неожиданной стороны, пытались прорваться к Азову. Неудача, как показало будущее, их не остановила.

Челеби пишет, что казаки каждую ночь стали пробираться в крепость по пятьсот-шестьсот человек, «которые, раздевшись и погрузившись в воды реки Дон, (плыли), дыша с помощью взятой в рот камышинки. Таким образом они прибыли в крепость Азов, и она стала набираться свежих сил».

Так же подошедшие на помощь верховцы пытались подкрепить Азов снаряжением и оружием, «укладывая их на большие и малые бурдюки и пуская по течению реки Дон». Турки, наконец, догадались об этой уловке и устроили запруду, чтобы перехватывать подобные «посылки».

Под Азовом же в это время началась «минная война». Челеби писал: «В те дни от крепостных сооружений остались только одна башня на берегу реки Дон, одна башня со стороны суши, на участке (гробницы) Йогуртчу-баба, и одна башня на западной стороне. Другие башни были разбиты и разрушены до основания. Однако, так как осажденные в крепости кяфиры, подобно пробивающему горы Фархаду, зарылись в земле и устроили там свою ставку, они укрылись таким образом от (нашего) пушечного огня и обеспечили неприступность крепости. С какой бы стороны к ним не подбирались с подкопом и миной, они, как кроты, отыскивали подкопы и за ночь забрасывали вырытую из окопов землю обратно. Наконец, их знатоки (минного) дела прибегали ко всяким ухищрениям и сами устраивали подкопы. В искусстве делать подкопы они проявили гораздо больше умения, чем земляные мыши. Они даже показали мастерство проведения подкопов под водой реки Дон, используя для этого просмоленные, обитые варом лодки».

Тот же Куземка Федоров сообщал, что турки подвели шанцы и привели к городской стене земляной вал и из пушек сбили городские стены и башни до подошвы. Но казаки за «сбитыми стенами выкопали в городе ров, за рвом поставили острог (частокол) и заметали его выброшенной землей и сами вкопались в ямы». Артиллерийский огонь этот укрепленный внутри частоколом земляной вал не брал. Разрушить его можно было только взрывом снизу. Федоров рассказывал: «И турские люди подводили под них подкопы, а азовские де казаки у турских людей подкопы перекапывали, а иные подкопы азовских казаков турских людей подкопы сходились, и многих турских людей побили». Турки якобы вели 17 подкопов, казака навстречу им выкопали 28.

Донцы в «поэтической повести» заявляют, что инициатива в этой войне принадлежала им. «И мы в те поры зделали себе покои великия в земле под ними, под их валом, дворы себе потайные великие. И с тех мы потайных дворов своих под них повели 28 подкопов, под их таборы». Выходит, что они подкопались под новый вал, но не взорвали его, а устроили там под ним «покои великие». Это было естественно, так как с вала турки из-за нехватки пороха пока не стреляли, да и у донцов, видимо, стала сказываться нехватка пороха. Далее донцы, расположившись под землей уже за турецкими траншеями, повели многочисленные подкопы к турецкому лагерю. Фактически это был переход в контрнаступление.