Французские короли делали то же самое – дробили командование, продвигали хороших командиров, давали французские титулы полезным им «полевым командирам» – например тому же Чезаре Борджиа...

Они, однако, прибавили к существовавшей практике и новый прием – стали принимать на службу швейцарские ополчения. Они снискали себе славу и репутацию, когда в 1444 году побили бургундское войско.

Их стали охотно нанимать на службу, а в 1474 году король Людовик XI поставил дело на здоровую деловую основу, заключив с ними долгосрочный договор. Что интересно – сделка заключалась не с капитанами наемников, а с деревнями:

«...По договору король (Людовик XI) обязуется, пока он жив, платить ежегодно 20 000 франков договаривающимся селениям, которые должны равномерно распределять эти деньги между собой; за это они обязаны, если король ведет войну и требует помощи, доставлять ему вооруженных людей, с тем чтобы они получали от него жалованье по 4 1/2 гульдена в месяц каждый и за каждый выход в поле по меньшей мере трехмесячное жалованье и чтобы наемники пользовались преимуществами королевских войск...».

Этот договор дал возможность Карлу VIII во время похода на Неаполь воспользоваться услугами 20 тысяч швейцарцев, которые при отступлении принесли ему огромную пользу, особенно при переходе через Апеннины. Он даже организовал постоянное Швейцарское войско при дворе под названием Cent Suisses – они заменили шотландскую гвардию.

Это, конечно же, не осталось без внимания и всех остальных. Венеция начала приглашать к себе на службу швейцарцев с 1501 года. Они начинают служить в Милане (с 1499 года), а потом и в войске пап. Их пробовала нанимать даже Флоренция в ее нескончаемoй войне с Пизой, причем и Пиза делала то же самое – швейцарцы бились в войсках обеих сторон.

Швейцарское ополчение на рынке пользовалось значительным спросом.

Швейцарцев Макиавелли не больно-то жаловал, но вот сама эта идея – ополчениe – заинтересовала eгo просто чрезвычайно. Как-никак, но и он, при всем своем практицизме, был гуманистoм в духе лучших флорентийских традиций, латинских авторов читал очень внимательно и на примеры из римской истории ссылался даже в сугубо деловых бумагах, направляемых по начальству.

Ну, например, вот отрывок из одного его меморандума Синьории:

«Когда Луций Фурий Камилл вернулся в Рим после победы над жителями Лациума, много раз восстававшими против римлян, он пришел в Сенат и сказал речь, в которой рассуждал, как поступить с землями и городами латинян. Вот как передает Ливий его слова и решение Сената: «Отцы сенаторы, то, что должно было свершить в Лациуме войной и мечом, милостью богов и доблестью воинов наших ныне окончено. Воинство врагов полегло у Педа и Астуры, земли и города латинян и Анциум, город вольсков, взяты силой или сдались вам на известных условиях. Мы знаем, однако, что племена эти часто восстают, подвергая отечество опасности, и теперь нам остается подумать, как обеспечить себя на будущее время: воздать ли им жестокостью или великодушно их простить».

В меморандуме речь шла, собственно, вовсе не о Тите Ливии, а о том, как следует поступить с восставшими жителями Вальдикьяны, коммуны, восставшей против Республики и наконец захваченной обратно силой оружия – у нас уже был случай поговорить на эту тему. Макиавелли говорил, что принимаемые меры не должны быть половинчатыми – жителей надо или полностью простить, или решительно покарать – но разговор у нас сейчас идет не об этом, а о том, что ссылку на Ливия он посчитал необходимой.

Примеры правильного следует искать в античности – это было общее правило гуманистов Возрождения. Идею правильного устройства войск, по мнению Макиавелли, следовало искать там же. Позднее в своем «Государе» он напишет следующее:

«Рим и Спарта много веков простояли вооруженные и свободные. Швейцарцы лучше всех вооружены и более всех свободны».

Но коли так – зачем же Флоренции швейцарское ополчение? Разве не лучше создать нечто в этом же роде, но собственное, флорентийское? Разумеется, он поделился этой мыслью с людьми, которым доверял, и даже обсудил ее с несколькими членами комиссии Десяти. Никакого восторга они не выказали. Они были все люди глубоко практические и посмотрели на дело с практической стороны – ну, например, простой вопрос: где взять ополченцев?

Богатые члены старших гильдий заняты своим делом, в котором они разбираются очень хорошо, чем бы они ни занимались – хоть производством сукна, хоть банковскими операциями. Но в военных делах они не понимают решительно ничего. К тому же их не так уж и много, и тысячи ополченцев из них не наберешь. Если же призвать в ополчение подмастерий и не состоящих в гильдиях бедных горожан, то последнее, что хотелось Синьории – это дать им в руки оружие.

Мятежи «тощего народа» против правления «жирного народа» случались в истории Флоренции неоднократно. Ну а то обстоятельство, что ополчение нельзя формировать из жителей прочих городов, входящих в состав Флорентийской Республики, можно было и не упоминать – в настоящий данный момент, как хорошо известно секретарю Второй Канцелярии, Республика ведет войну против такого вот ополчения, самостоятельно сформировавшегося в городе Пиза – и конца войне не видно.

В общем, над всем этим следовало хорошо подумать.

Еще 24 ноября 1503 года Макиавелли послал из Рима во Флоренцию письмо в комиссию Десяти. Он, по уже сложившейся традиции, сделал заказанный ему аналитический отчет, который отвечал на вoпрос: как отнесется новый папа римский, Юлий II, к попытке Венеции утвердиться в Романье? Oт Никколо, в сущности, требовали своего рода предсказания – Синьория подозревала, что втайне папа Юлий будет не прочь отдать венецианцам Фаенцу, часть раздираемого на куски наследства Чезаре Борджиа.

Макиавелли ответил, что высоким господам, членам комисии Десяти, не следует беспокоиться об этом – папа будет резко против. И добавил, что «захват Фаeнцы будет для Венеции или дверью, которая откроет им всю Италию, или, что более вероятно – началом их крупных неудач».

Ну, в письме было сказано, что то же самое думает и его преосвященство, кардинал Франческо Содерини – но мы можем быть уверены, что его преосвященство просто следовал ходу мысли самого Никколо Макиавелли. Это был его обычный метод формирования своего мнения по целому ряду вопросов. Мнение секретаря Второй Канцелярии опиралось не только на слухи, которые до него дошли, не только на сплетни, которые ему рассказали, не только на наблюдения за словами и делами дипломатов, которых он встречал в Риме. Нет – главным образом оно опиралось на холодный анализ сил и средств Светлейшей Республики Венеции.

Он полагал, что экспансия Венеции в Романью вызовет сопротивление и что для того, чтобы преодолеть сопротивление, Венеции понадобится большая и относительно дешевая армия, потому что на большую наемную армию средств у Венеции не хватит.

Светлейшая Республика к этому времени значительно обгоняла Флоренцию в богатстве, и ее дукаты, в сущности, сменили флорин в качестве стандартной золотой валюты, но на такое дело денег не хватит даже у Венеции.