Леон покосился на радиста, одного из своих. Тот, присев на корточки в высокой сочной траве, поставил перед собой небольшую серую коробку рации, приложил к уху один из наушников, видимо, заранее настроившись на нужный диапазон. Чуть послушав с сосредоточенным лицом, поднял глаза и кивнул. Все пока что проходило согласно диспозиции: судя по часам, Мукузели уже пару минут как начал вещать о покинутой родине — а значит, у них оставался час за вычетом этих самых минут, поскольку беглец всегда вещает именно час, педантичный, хрюндель…

За час можно было не только уволочь в джунгли Мукузели, но и, пожалуй что, весь городок спалить к чертовой матери, приди в голову подобная кровожадная фантазия… Всего-то — преодолеть метров триста открытого пространства и вломиться в домик…

Леон, однако, медлил — и Мазур, человек дисциплинированный, даже не думал лезть к нему со своими соображениями. Во-первых, бельгиец командует, во-вторых, его опыт действий в Африке не сравнить с Мазуровым, что уж там. У Мазура за плечами — пара-тройка командировок, а у Леона — четверть века службы в полудюжине стран (если он обо всех рассказал, а мог кое о чем и умолчать, прекрасно помня, что некоторые делишки белых наемников никак не относятся к категории чисто военных операций, и о них лучше не трепаться кому бы то ни было). Так что следует выполнять поставленную задачу — охранять Принцессу, которой пока что ничегошеньки и не грозит…

Леон вдруг обернулся к нему, отошел на десяток шагов вглубь чащобы и призывно мотнул головой. Мазур подошел, краешком глаза прилежно наблюдая за Принцессой.

— Что думаете? — шепотом спросил Леон.

Мазур пожал плечами:

— По-моему, все спокойно Я бы, пожалуй что, пошел бы уже в городок… Конечно, вы командуете…

Загорелое, худое лицо бельгийца оставалось напряженным.

— А мне вот что-то не нравится… — сказал он с расстановкой.

— Гобсанто? — хмыкнул Мазур.

— Пожалуй что, — серьезно светил Леон. — Вам не понять…

— Что там плохого? — серьезно спросил Мазур. — Вроде бы все чисто…

— Слишком чисто, — сказал Леон. — Видели грузовик?

— Конечно. Трудно не заметить.

У ограды домишки, располагавшегося прямо напротив обиталища Мукузели, стоял трехосный «фиат» с брезентовым верхом и тупорылым капотом. Итальянский раритет времен Второй мировой, двигатель запускается заводной рукояткой — но по пересеченной местности грузовик ходит очень даже неплохо. В Африке наловчились десятилетиями поддерживать в рабочем состоянии самый разнообразный автохлам даже подревнее возрастом, чем этот «макаронник», здешние механики изобретательностью и прилежанием во многом не уступают русским умельцам…

— И что? — спросил Мазур.

— А что ему там делать? Непохоже, чтобы он привез что-то габаритное — тут никаких складов… А прилавки видели?

— Да не слепой я, в конце концов, — сказал Мазур.

Трудно было бы их не заметить — на пустыре слева три ряда обветшавших прилавков из почерневших досок, над ними — каркасы навесов, на которые для защиты от солнца накидывают какую-нибудь дерюгу. Ни единой живой души, если не считать тощей свиньи, должно быть, безудержной оптимистки, вот уже с четверть часа там бродившей в явных поисках хоть чего-нибудь съедобного.

— Сегодня пятница, — сказал Леон. — Базарный день. А базар пустой, хотя он не выглядит заброшенным. Да, грузовик… Ну, вот на черта он там?

— Ну, может, владелец там и живет…

— Непохоже, — сказал Леон. — Видели, как примята трава у дома? Грузовик явно подъехал туда впервые черт знает за сколько времени. Четко видна свежесмятая трава, до этого никто здесь не ездил…

— Может, он только что купил, — сказал Мазур.

— Возможно… Но в сочетании с пустым базаром… А вон там, справа, во дворе хибары, сушится на солнышке детская колыбель. Вы наверняка и внимания не обратили, никогда в жизни не видели, но это стандартная здешняя колыбелька. Время от времени, когда дите ее окончательно уделает, выкидывают старую подстилку и вытаскивают колыбель на солнышко просохнуть… Спрашивается, где мамаша, где ребенок, где прочие домочадцы? Никто из них так и не показался во дворе, вообще окраина словно вымерла. Не нравится мне тут. Слишком безлюдно и покойно. Как… как декорация.

— Полагаете, засада?

— Не знаю, — поморщился Леон. — Но не нравится мне все это. И на душе беспокойно. А я, знаете ли, привык на это чувство полагаться…

— Давайте рассуждать логично, — сказал Мазур. — Чтобы устроить засаду, кто-то должен был настучать здешним. Кто-то из посвященных. Не Папа же, не Натали? Уж точно не я. И не вы — сдай вы группу, вы бы не торчали сейчас на опушке, а повели бы нас прямо в объятия комитета по встрече. Уж простите за здоровый цинизм, но так и обстоит. Папа говорил: вызвав Мориса и вас, поставив задачу, он велел, чтобы вы не покидали резиденции. По этой вот рации из одного из ваших бунгало вы никак не могли с кем-то связаться — именно на такой случай в резиденции существует своя станция радиоперехвата, это их французы научили… Кто остается? Ну да, Мтанга… Нет, плохо верится, что он мог нас продать посторонним.

— Я сам все это прикидывал, — хмуро сообщил Леон. — Вы кругом правы. И все равно, что-то тут не то… Что-то неправильно.

— Вам виднее, — сказал Мазур. — Говорю без всякой иронии. Вы в здешних делах опытнее меня, я верю, что способны отметить странность, мимо которой я пройду, не понимая, что это именно странность… И, тем не менее… У нас задание и точный приказ. Не собираетесь же вы убираться восвояси только потому, что у вас «гобсанто»? Папа, чует мое сердце, не поймет… В общем-то, мое дело — сторона, но вы ведь сами решили со мной посоветоваться. Придется туда идти.

— Придется, — согласился Леон. — Но план я меняю на ходу.

— Вам виднее, — повторил Мазур.

— Присматривайте за Натали. Я начинаю.

Он первым вернулся к крайним деревьям, жестом подозвал Мориса и тихонечко стал что-то объяснять с помощью выразительных жестов. Молчаливый лейтенант в дискуссию не вступал — выслушал, кивнул, махнул своей четверке. Дисциплинированный был парень, несуетливый, Мазуру он сразу понравился.

Оказавшись рядом с Принцессой и Мазуром, Леон тихо сказал:

— Туда идут пятеро. Мы все пока остаемся здесь. Это приказ.

Принцесса скорчила недовольную гримаску, но в диспуты не полезла, вообще не произнесла ни слова — видимо, Папа ее крепенько накрутил, велев не дергаться попусту… Один из людей Леона, предварительно осмотрев место на предмет змей, лег в траву, изготовив ручной пулемет.

Морис и его люди вереницей двинулись по открытому пространству, держа курс прямехонько на резиденцию Мукузели, — неспешным шагом, с крайне деловым видом, опустив к земле стволы автоматических винтовок. Они не должны были вызвать у аборигенов ни малейших подозрений — на пятнистых комбинезонах никаких знаков различия и эмблем, внешностью нисколечко не отличаются от местных. Здешнее цивильное население, как и везде в Африке, ни за что не станет приставать с расспросами вроде «откуда, куда, зачем» — если господа военные куда-то идут, значит, так надо. Да и нет в пределах видимости ни единой живой души…