Но Освальд все медлил, неподвижно замерев с высоко поднятым мечом, а потом вдруг начал валиться на бок. Викинги на миг остолбенели, а потом все сразу бросились к упавшему ярлу, оттеснив Харальда прочь. Кроме меня. Мне не нужно было прикладывать ухо к груди отца, чтобы понять – его сердце, разрывавшееся между любовью и долгом, милосердно остановилось. Харальд знал, что делал, когда выматывал старика. Может быть, он рассчитывал, что Освальд всего лишь упадет без сил или потеряет сознание, и тогда поединок будет прерван, а потом он найдет способ удрать. Но…

Харальд спускался с холма медленно. Тяжкий груз невидимой рукой горбил широченные плечи. Нас разделяло меньше десятка шагов. Пять… Три… Лицо его было неподвижно как посмертная маска. Только глаза горели, словно у голодного волка, оставшегося в одиночестве посреди зимнего леса. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: во всем происшедшем, в том числе и в смерти старшего брата, Харальд винил меня. Точно так же как я винил его. Никто из нас не догадывался, к чему приведет взаимная ненависть, но у меня, по крайней мере, было оправдание, что первый шаг по гибельной тропке, которая привела нас на этот холм, сделал все-таки Харальд.

В ушах ржавыми цепями гремела клятва, данная Освальду, сковавшая меня по рукам и ногам. И я знал, что не сумею ее нарушить. А вот поравнявшейся со мной Харальд, никаких обещаний не давал.

– Мы еще встретимся, Велеслав. Я найду тебя, даже на краю света. Когда-нибудь я все равно найду тебя. И ты будешь держать перед Харальдом ответ за то, что сегодня я погубил своего брата, за муки, которые ты мне причинил.

Он обогнул меня, как огибают лежащий на дороге бездушный камень, и пошел, постепенно превращаясь в черного муравья, спешащего прочь от изгнавшего его муравейника. А я стоял неподвижно, провожая его глазами, такой же опустошенный и потерянный… И потерявший.

Тело Освальда омыли в специальном настое трав, и положили в той же избе, что давала ему кров при жизни. А в другой избе, где от хмельных паров не возможно было не то что ясно мыслить, но и просто дышать, варяги драли глотки в продолжавшемся уж часов пять споре: где погребать хёвдинга? По давней варяжской традиции его нужно было хоронить в драккаре и насыпать над ним курган. Не плохо было бы и Харальда зарыть вместе со старшим братом, вот только клятва… К тому же если хоронить в драккаре, то куда деваться оставшихся без корабля викингам? На одном корабле всех не разместить. А чтобы насыпать достойный Освальда курган дружина должна была бы проторчать тут до зимы, в непривычной удалым викингам работе. А зимой в море не выйти, придется ждать весны… И т. д. и т. п. К тому же нарисовалась еще одна проблема: кого-то нужно было выбирать хёвдингом.

Я уже не раз ловил на себе любопытные взгляды викингов, и молчал, вовсю злоупотребляя третьим способом снятия стресса, то есть пресловутой медовухой. Но в этот раз хмель меня абсолютно не брал. Злыми трезвыми глазами я обводил сидящих в избе варягов, и прикидывал, кого бы им предложить вместо себя, если мою кандидатуру вдруг решат выдвинуть в хёвдинги. Эта ноша не для меня. Сегодня там, на холме, где я стоял и снова ничего не мог сделать, чтобы спасти своего второго отца, во мне умер викинг. Раздвоение, которое верно угадал в моей душе Освальд, закончилось. Я вернусь в избушку Мураша, и стану тем, кем глубоко внутри был всегда – волхвом. Остаток отпущенной мне жизни, я посвящу Велесу, которому на данный момент уже очень задолжал. Но сначала нужно выполнить еще один долг: спасти Асмир и поквитаться с разбойниками. А для этого мне понадобятся варяги: нужно убедить их довести дело, начатое Освальдом, до конца…

– Ты то чего молчишь, Велеслав? – сидящий рядом Хенрик, так ткнул меня локтем под ребра, что вся медовуха из моего ковша выплеснулась на стол, и без того основательно заляпанный, – скажи нам, что мыслишь? Освальд, чай, тебе не чужой был, – сыном тебя звал…

Все головы, как по команде повернулись в мою сторону. Установилось даже некое подобие тишины, которая нарушалась храпом нескольких упившихся к этому времени викингов.

– Мне не так хорошо ведомы обычаи викингов, но я заодно с Ольгердом: в драккаре погребать нельзя. Нужно измыслить что-то иное. Что же до избрания нового хёвдинга…

Я не успел закончить, как Ольгерд меня перебил:

– А как на счет тебя самого, Велеслав? Всем нам ведомо, старый Освальд не раз говорил, что готовит тебя себе на смену…

Варяги одобрительно зашумели, и я с изумлением понял, что они вполне согласны с таким выбором. Н-да-а… Почетно, конечно, но абсолютно меня не устраивает. Придется разочаровать молодчиков. Дело в том, что благодаря Харальду у меня была великолепная отмазка: однажды вечером, он, как и обещал, в присутствии нескольких старых викингов взял с меня клятву, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не стану хёвдингом. Однако, что-то часто я клянусь в последнее время. Ох, не к добру…

– Нет, Хенрик. Недавно я поклялся, что хёвдингом мне не бывать. И тут уж ничего не изменишь. Сам бы я выбрал Ольгерда. Думаю, отец одобрил бы такой выбор.

Викинги еще чуть-чуть пошумели и поспорили, но больше для вида. Ольгерд действительно лучше всех подходил на эту должность. На том и порешили. Но главный вопрос повестки дня так и висел в воздухе, пока кто-то из знатоков древних обрядов не предложил хоронить хёвдинга как бы в каменной комнате. Работы куда меньше. Оставалось только подобрать подходящее место. И тут я вспомнил, что в верховьях ближайшего притока есть скальное образование, в котором древние племена, жившие здесь задолго до нас, добывали камень для своих не очень понятных нужд. Там даже образовалось что-то наподобие неглубокой шахты. Если похоронить Освальда в этой шахте, а потом еще и курган насыпать…Надо ли говорить, что мое предложение было встречено с энтузиазмом.

Ранним утром на одном из драккаров отряд викингов отправился в указанное мною место, чтобы подготовить все необходимое к погребению. А еще через два дня я греб на втором драккаре, то и дело оглядываясь на лежащего у мачты Освальда, одетого в лучшие одежды и начищенную до блеска кольчугу. Рядом лежал его шлем и оружие, а на корме испуганно храпели два жеребца, которым предстояло нести хёвдинuа по его посмертному пути. Когда мы достигли места викинги подняли тело Освальда на сдвинутые над головой щиты и медленно понесли к подготовленной гробнице.

Откровенно говоря, сам ритуал погребения прошел как бы мимо моего сознания, занятого совершенно другими мыслями. Помню только, что к копытам заколотых жеребцов привязали что-то вроде железных изогнутых пластин с острыми шипами – чтобы на долгом пути в Вальгаллу – обитель героев, не оступились на ледяном крошеве, не сбросили своего седока. Из остолбенелого состояния меня вывел стук прилаживаемых друг к другу камней, когда стали закладывать вход в усыпальницу. Я вдруг вспомнил, что Освальд уходил в загробный мир без меча, сломанного Харальдом. Одним прыжком оказавшись у еще не заложенного отверстия, не колеблясь ни секунды, я отстегнул ножны со своим мечом и кинул их в темноту погребальной камеры. Прости, Непобедимый, не суждено нам вместе повергать врагов во прах. Ты был в руке Освальда во время его последнего боя, так послужи ему и там, за гранью, в которую я почти не верю. И все же не могу поступить иначе.