class="p1">Х э л я. Я была там час назад. Пока без изменений, но вылета можно ждать каждую минуту. (Выходит.)

В р о н а  также выходит в прихожую. Вскоре в прихожей раздаются голоса, затем появляются  П р о ф е с с о р, И о а н н а, вслед за ними  В р о н а.

П р о ф е с с о р (добродушен, «легок» в общении, старается выглядеть демократичным). Ага, стало быть, именно здесь решаются дела, от которых зависит судьба нашего хлеба насущного?

В р о н а. Лишь в незначительной степени, профессор.

П р о ф е с с о р. Во всяком случае, это нечто совершенно новое для нас, привыкших к общению с мертвыми камнями, не правда ли, пани Иоанна?

Иоанна не отвечает, с интересом осматривается.

В р о н а. Если не ошибаюсь, вы возрождаете прежнее великолепие старой ратуши в нашем городке?

П р о ф е с с о р. Совершенно верно! В этом мерзком девятнадцатом веке ее совсем обезобразили, залепили всю штукатуркой, а между тем, оказывается, ратуша — недурная жемчужина польского Ренессанса! Ну так мы теперь всю эту штукатурку и пристройки сдираем, как скорлупу, и что же вы думаете? Обнаружили в аттике скульптуры, очевидно, самого Михаловича из Ужендова, нашего «польского Праксителя». В области исследований польского Возрождения это просто находка, скажу я вам! Вы должны были слышать… Теперь об этом много говорят.

В р о н а. Да, кое-что читал в газетах. Конечно, надо бы больше знать о таких вещах, но мы здесь, в деревне, имеем дело с землей, ввысь не смотрим, картофель, пан профессор, низко растет, колорадский жук тоже высоко не летает. Впрочем, мы тоже, как видите, работаем на руинах прошлого. Этот старый дом…

П р о ф е с с о р (Иоанне). Что, коллега, так, на глазок — год тысяча семьсот восьмидесятый, а? Добротный ранний классицизм эпохи короля Станислава, а?

И о а н н а. А я бы прибавила еще лет тридцать, пан профессор.

П р о ф е с с о р. Но все же ранний, ранний, коллега! Прошу обратить внимание на лепку, сколько тут еще элементов рококо!

И о а н н а. А что вы скажете о пилястрах? Такие резко моделированные капители не могли быть созданы раньше тысяча восьмисотого…

П р о ф е с с о р. Гм… Я что-то не вижу большой резкости… Нет, вы ошибаетесь, коллега!

В р о н а. Могу назвать абсолютно точную дату. Здание построено в тысяча восемьсот седьмом-восьмом году.

П р о ф е с с о р (слегка уязвлен, Иоанне). Раз так, поздравляю, коллега, и капитулирую.

В р о н а. Разумеется, у вас свои критерии времени, меньше ста лет вы в расчет не принимаете. Мы же оцениваем это здание несколько с другой точки зрения — практической…

И о а н н а (углубленная в себя). А что с мебелью? Когда-то, надо полагать, дом был обставлен лучше…

В р о н а. Не забывайте, здесь дважды прошла война: в тридцать девятом и в сорок пятом. Уцелевшая мебель украшает наш клуб.

И о а н н а. Вы нам его покажете?

В р о н а. (указывая вправо, в сторону лаборатории). Клуб там, в центральной части дома, в бывшей парадной гостиной.

П р о ф е с с о р (заглядывая в лабораторию). Клуб? Отчего же, можно посмотреть. Но прежде покажите нам этого вашего колорадского жука.

В р о н а. О, это не здесь, пан профессор. Колорадского жука вы увидите в инсектарии, в двухстах метрах отсюда, на грунте.

П р о ф е с с о р. Инсектарий? Тьфу, а что это такое?

В р о н а. Что-то вроде концлагеря для насекомых, хотя внешне это напоминает обычный парник.

П р о ф е с с о р (указывая на лабораторию). А что здесь?

В р о н а. Здесь наш арсенал. Пока мы боремся с колорадским жуком главным образом с помощью химических средств. Но ищем и другие. Лично я, скорее, сторонник биологических методов. Колорадский жук, как вы, может быть, знаете…

П р о ф е с с о р. Нет, нет, мы ничего не знаем. Считайте нас полными профанами. Правда, кое-что читаем в газетах, но, кажется, наша пресса подходит к проблеме колорадского жука как-то… слишком политически. А в сущности, это проблема чисто агротехническая — химия, биология! (Иоанне.) Прав я, коллега?

И о а н н а (задумчиво, опершись о камин). Извините, профессор, я думала о другом и не слышала ваших слов… (Вроне.) Интересно, камин вы топите?

В р о н а. К сожалению, не можем себе позволить такую роскошь.

И о а н н а. Роскошь? Дров ведь в этой местности достаточно?

В р о н а. Дров — да, но времени нежиться у камина — нет. У прежних обитателей этого дома времени было значительно больше.

И о а н н а (все так же задумчиво). Вероятно. И может быть, это одна из причин, что они здесь уже больше не живут.

П р о ф е с с о р. Бог с ними. Но вернемся к колорадскому жуку…

В р о н а. Вот именно. Так вот, пан профессор, точка зрения прессы представляется мне в принципе правильной. Колорадский жук пока явление политическое…

П р о ф е с с о р. Ну, если это говорит агроном!..

В р о н а. Во-первых, он прибыл к нам с Запада, а вернее, его родина — Соединенные Штаты…

П р о ф е с с о р. Жук из Колорадо, знаем, знаем. Но это еще не политика, а география.

В р о н а (с усмешкой). Во всяком случае, это объясняет агрессивность жука. Во-вторых, колорадский жук зимует в земле. Посему он является частью нашего «подполья»…

П р о ф е с с о р (посмеиваясь). Вы хотите сказать: «реакционного подполья»?

В р о н а. Если говорить серьезно, то наш участок борьбы с колорадским жуком — это часть большого фронта.

И о а н н а. В этом вам придется убедить нас. Пока что мы видим недурной барский дом в прекрасном парке, а у въездных ворот омерзительную жестяную вывеску с надписью «Опытная станция Института защиты растений». Для участка «большого фронта» это, пожалуй, маловато.

В р о н а. Разрешите объяснить вам, что потомство двадцати пар колорадских жуков может в течение одного лета уничтожить картофель на участке в целый гектар. Потомство двадцати пар!

П р о ф е с с о р. Милый жучок! Побойтесь бога, ведь Польша — страна картофеля!

В р о н а. Была, во всяком случае. Ну так, стало быть, вы видите, что есть, за что бороться! Мы здесь разрабатываем методы борьбы и прежде всего изучаем противника, его черты и особенности, его привычки. Может быть, наша вывеска на воротах некрасива, но…

П р о ф е с с о р (с трубкой в руке ищет по карманам). Извините, я оставил в машине табак. (Уходит.)

После его ухода Врона и Иоанна долго в молчании смотрят друг на друга, он — вдруг растерявшись, она — пристально, с интересом.

И о а н н а. Вы здесь давно?

В р о н а. И да и нет. В этом доме — четыре года.

И о а н н а. Четыре… (После паузы.) В таких домах люди жили всю свою жизнь. Рождались в них и умирали.

В р о н а. Прошли те времена. И нечего их жалеть.

И о а н н а. А есть люди, которые жалеют. (Засмеявшись нервным смехом.) Но я, во всяком случае, не хотела бы здесь умирать…

В р о н а. Еще бы. Зато пожить какое-то время, поработать здесь приятно. Светло, просторно…

И о а н н а. В доме только работают или живут тоже?

В р о н а. Живут три человека. В комнатах наверху. Я и наш лаборант с женой. (С шутливым пафосом.) Гражданин Сульма…

И о а н н а. Странная фамилия. И это все обитатели?

В р о н а. Все. Может быть, есть еще и призраки. Прежде в в каждом порядочном замке полагалось быть своему духу. Но я сплю крепко.