фальшивым пафосом.) Такие люди, как вы, наглядное свидетельство красоты нашего времени!

Все трое уходят через лабораторию направо. Сульма с усилием наклоняется, подбирает осколки, бросает в корзину для бумаг. Тотчас возвращается  И о а н н а.

И о а н н а. Где-то здесь я оставила сумочку… о, нашла! (Оглянувшись, Сульме вполголоса.) Вы хотя бы поздоровались со мной, Сульма. (Протягивает руку.)

С у л ь м а (неловко пожимает). А ведь верно, как человек с человеком…

И о а н н а. Вчера на рынке мне было немного обидно…

С у л ь м а. Не гневайтесь на меня.

И о а н н а. Не буду. Сегодня я поняла, почему вы так поспешно скрылись, хоть я и не похожа на привидение.

С у л ь м а (серьезно). Нынче не привидения пугают, а люди…

Голос профессора: «Пани Иоанна, ждем вас!»

И о а н н а. Меня зовут. А мне так хочется поговорить с вами. (Решительно.) Пан Сульма, директор говорил, что уезжает на два дня. Значит, сегодня в доме, кроме вас с женой, никого не будет?

С у л ь м а (поколебавшись). Не-ет… А что?

И о а н н а. Я приду сюда, когда стемнеет.

С у л ь м а. Сюда… в дом… вечером?

И о а н н а. Да, около девяти часов, в такое время вряд ли кто-нибудь будет здесь.

С у л ь м а (растерянно). Не знаю, не знаю…

И о а н н а. Вы против? Говорите честно.

С у л ь м а. А вдруг вас увидят? Иногда наши заглядывают в клуб и по вечерам…

И о а н н а. А вы постарайтесь, чтобы в клубе не было света. Достаточно отвернуть пробки… Вы же в этом доме за хозяина.

С у л ь м а. Так-то оно так, но наверняка никогда не знаешь. А я в ответе за то, чтобы сюда никто чужой…

И о а н н а. Чужой?

С у л ь м а. И зачем это вам? Зачем?

И о а н н а. Так мне хочется, пан Сульма, и, пожалуй, я имею на это право. Но если вы не признаете моих прав, то…

С у л ь м а (сурово). Права тут ни при чем. Права меняют люди для людей же!

И о а н н а. Ну вот, и я по-человечески… Я здесь родилась, выросла. Неужели вам непонятно, что я хочу побыть несколько минут в этих стенах… подумать, вспомнить…

С у л ь м а. Понять-то не трудно, только… (Внезапно выпрямившись, решительно.) А, была не была! Ладно! Приходите! Буду ждать вас у ворот…

И о а н н а. Только непременно, пан Сульма, ровно в девять! (Быстро уходит.)

Сульма молча смотрит ей вслед. Спустя какое-то время звонит телефон. Сульма подходит, медленно снимает трубку.

Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Бывшая парадная гостиная. В задней стене, в полукруглой нише, большие стеклянные двери на террасу с деревянными ставнями, запирающимися изнутри. С правой и левой стороны двери, ведущие в соседние помещения. Пилястры, арабески, лепные украшения, камин — все в несколько запущенном состоянии. Ныне здесь клуб работников станции. Смешение случайных предметов «былой» обстановки с типичным оборудованием клуба. Немного старой мебели: стол для пинг-понга, среди прочего бидермейеровское канапе, около стола. Рядом с современными фотоплакатами старые картины, среди них выделяется портрет шляхтича в солидной раме, относящийся к XVIII веку. Бронзовая люстра украшена гирляндами бумажных цветов с редкими электрическими лампочками. Пианино, книжный шкаф, журнальный столик, радиоприемник и т. д. Клуб освещен лишь лунным светом, проникающим сквозь стеклянные двери, за которыми видна терраса и деревья парка. В соседнем помещении часы бьют девять ударов. Открывается дверь из сада, с террасы входят  И о а н н а  и  С у л ь м а. Иоанна в спортивном костюме; во всяком случае, она одета иначе, чем в первом акте. Иоанна входит первая; сделав два шага, она останавливается, ее силуэт выделяется на фоне двери. Сульма подходит к правой двери, приоткрывает ее, прислушивается, закрывает.

И о а н н а (понизив голос). Днем я чувствовала себя здесь чужим человеком, но сейчас, при этом свете… (Деловым тоном.) Вы отвернули пробки, пан Сульма?

С у л ь м а. Ни к чему было. Наши все уехали в город, в кино… Значит, никто не заглянет.

Иоанна подходит к выключателю, зажигает электричество, осматривается вокруг.

А все-таки надежнее закрыть… ставни… (Поспешно закрывает.)

И о а н н а (наблюдая за его действиями). Ничего не скажешь, ведем себя почти как воры.

С у л ь м а. Теперь уж все едино. (Останавливается в стороне, смотрит на Иоанну.)

И о а н н а. Вероятно, сердитесь на меня, Сульма?

С у л ь м а. Да нет, сам ведь пошел на это, не маленький…

И о а н н а. Смотрите на меня как-то… недружелюбно. Наверное, жалеете, что поддались моим уговорам…

С у л ь м а. Не в том дело. Я сам себе сказал: ты, Сульма, не должен бегать от панны Вельгорской так по-дурацки, как вчера в городе или сегодня утром, когда увидел вас в канцелярии…

И о а н н а. Совершенно верно. Так поступают люди, у которых совесть не чиста. А ведь у вас… (Внимательно смотрит на Сульму.)

С у л ь м а. Я себе сказал: ты, Сульма, должен посмотреть в глаза панне Вельгорской просто как человек человеку…

И о а н н а. Ну, я рада, что вы на меня не сердитесь и признаете мое право на воспоминания, связанные с этим домом. (Подходит к пианино, поднимает крышку.) Мой милый, старый Блютнер! (Пробегает пальцами по клавишам.) Почти не расстроен… Играет кто-нибудь на нем?

С у л ь м а. Иногда пан магистр.

И о а н н а. Ваш директор?

С у л ь м а. Нет. Пан магистр Охоцкий. А фамилия директора — Врона. (С гордостью.) Здешний, из нашей деревни!

И о а н н а. Знаю, говорил нам утром.

С у л ь м а. Уже после войны ему удалось получить образование…

И о а н н а. Так же, как и мне, пан Сульма.

С у л ь м а. Вот и хорошо. Богатство в голове — дело хорошее и самое верное, паненка Иоася. Теперь оно так получается. И что же, вы где-нибудь в гувернантках служите, как панна Казя, что здесь когда-то жила?

И о а н н а (смеясь). Теперь гувернанток нет, пан Сульма.

С у л ь м а. Да, верно. А может, где и есть, у больших начальников.

И о а н н а. А вот здесь, помню, играли в бридж…

С у л ь м а. Вы-то еще не играли. А пан Вельгорский любил, ой как любил!

И о а н н а. А теперь директор Врона играет здесь в пинг-понг с магистром Охоцким или со своей ассистенткой…

С у л ь м а. С панной Хэлей.

И о а н н а (после паузы). Я не считаю бесконечный бридж игрой умнее пинг-понга, но что-то во всем этом есть такое, что мне не нравится.

С у л ь м а. Мне тоже поначалу трудно было привыкать. (Серьезно.) К новому всегда трудно…

И о а н н а (подойдя к портрету). А кастелян Вельгорский что делает в этом клубе?

С у л ь м а. Вы верно сказали, в те времена здесь было покрасивее… Каждая вещь знала спокон веков свое место… Зато теперь, правду сказать, пользы больше… для всех людей… Народ ждет, что мы тут придумаем что-нибудь против этого колорадского жука и других вредителей. Хлеб людской от этого зависит, и картошка тоже… Понимаете?

И о а н н а. Понять не трудно, пан Сульма, только… как бы там ни было, здесь мой дом, мое гнездо… я здесь выросла. И вот я прокралась сюда, словно вор…

Сульма вдруг встревоженно