Увы! Небеса не всегда проявляют к нам свою благосклонность, и одно досадное событие испортило состояние эйфории, в котором пребывали супруги Менегини. Если Мария и Титта забыли о семействе Багарози, то Эдди и Луиза Багарози помнили о них! У Багарози на руках был контракт, подписанный в свое время Марией, где черным по белому указывалось, что ему принадлежат десять процентов от всех гонораров оперной дивы, и он вспомнил о своем адвокатском образовании. К тому же его дела нельзя было назвать процветающими.

Приезд Марии в Америку Багарози расценил как возвращение курицы, несущей золотые яйца. Уж он постарается извлечь выгоду из сложившейся ситуации или хотя бы попытается это сделать.

Мария еще не успела снять грим и японское кимоно после блистательного выступления в опере «Мадам Баттерфляй», затянувшегося бесконечными вызовами на поклон, как в ее гримерной появился некто Стэнли Спрингл, судебный исполнитель. Этот господин, относившийся со всей серьезностью к возложенной на него миссии, прихватил с собой шестерых помощников, но просчитался. Нужно было взять с собой подкрепление в два раза больше, чтобы произвести какое-то впечатление на Марию. Когда она узнала от судебного исполнителя о том, что Багарози требует от нее 85 тысяч долларов или же 30 миллионов старых франков, она стала метать громы и молнии так, как умела делать только она одна. Но это не помешало Спринглу перед уходом опустить в складки кимоно мадам Баттерфляй уведомление об уплате процентов в самый короткий срок.

У нас имеется фотография, на которой мы видим Стэнли Спрингла, который с озадаченным выражением лица пытается завернуться в дешевый плащ, словно хочет прикрыться им, как щитом. Позади него — госпожа Менегини-Каллас, выпустившая когти и оскалившая зубы тигрицы во всем блеске своей свирепой ярости. Этот инцидент расширил коллекцию противников оперной дивы и окончательно подтвердил ее репутацию мегеры.

Разумеется, Каллас, при полной поддержке ее супруга, отказалась платить 85 тысяч долларов. Это дело повлекло множество судебных разбирательств и отняло немало душевных сил. Росси-Лемени в те времена, когда был еще начинающим певцом, также попал в ловушку, расставленную Багарози. Однако ему удалось вырваться из нее без особых потерь, поскольку он заключил сделку, устроившую обе стороны. Нам же известно, что супруги Менегини открывали свой кошелек только в том случае, если их брали за горло.

Одно из условий контракта, подписанного Марией с Фоксом и Келли, предусматривало, что они обязывались защищать ее от нападок со стороны адвоката-импресарио. Однако американские судебные исполнители — люди отнюдь не сговорчивые, что они лишний раз и доказали. В самом дурном расположении духа Мария поспешила вернуться в Италию, где узнала, что ее имя использовалось в рекламе одной известной марки макаронных изделий. Производители ссылались на то, что именно их продукции Мария была обязана своим чудесным преображением в стройную красавицу. Естественно, супруги Менегини затеяли новую судебную тяжбу, сопровождавшуюся такими курьезными перипетиями, что пресса прозвала ее «битвой спагетти».

В этом длившемся несколько лет судебном процессе ответчиком был президент общества производителей макаронных изделий «Пантанелла» — это и есть название марки — граф Паселли, племянник папы Пия XII. И вот уже Ватикан не посчитал для себя зазорным вмешаться, чтобы уладить этот вопрос полюбовно! Однако Мария не сдалась, она и впредь будет питать определенную слабость к судебным процессам. В результате сам понтифик включился в борьбу. Известно одно: супруги Менегини получили частную аудиенцию у папы Пия XII. Баггисте нелегко далась встреча с понтификом, поскольку он растолстел и с трудом смог влезть в свой парадный костюм. Стянутый брюками, словно корсетом, он опасался, что его одежда может в любой момент лопнуть по швам и он предстанет перед папой в нижнем белье, как он сам об этом позднее написал в своих воспоминаниях. К счастью, брюки не лопнули во время аудиенции, и этикет не был нарушен!

Папа высказал просьбу, чтобы Мария смягчила свои требования, но наша оперная дива не имела привычки отступать. И понтифик — если он и в самом деле вмешался в это дело — остался ни с чем. В итоге итальянское правосудие только в 1959 году признало правоту Марии. Однако в тот момент ее уже нисколько не интересовали макаронные изделия, поскольку она путешествовала на яхте «Кристина» в обществе Онассиса…

Во время пребывания в Чикаго супруги Менегини получили глубокое удовлетворение от встречи с Рудольфом Бинтом. Директор «Метрополитен-оперы» посчитал, что он не имеет права лишать свою публику возможности насладиться пением Каллас, какими бы ни были выдвигаемые ею условия. Пока Мария выступала на сцене чикагского оперного театра, между Менегини и Рудольфом Бингом шли напряженные переговоры. После многочисленных требований относительно дирижера, репертуара и гонорара Каллас, наконец, дала свое согласие. Рудольф Бинг мог вздохнуть с облегчением, поскольку на протяжении переговоров его не покидала тревога за их исход. В своих воспоминаниях он не без юмора привел пример того, что ему пришлось выдержать: «В 1955 году для подписания этого контракта нам пришлось свернуть горы: вместе с Френсисом Робинсоном я прилетел в Чикаго. Мы слушали Каллас в «Трубадуре». По окончании оперы мы прошли с ним за кулисы, где я исполнил коронный номер, выученный мною еще в далеком детстве, с целованием рук. Фотография этого была напечатана во всех газетах. И наконец-то «Метрополитен-опера» подписала контракт с Марией Каллас».

Однако все было не так гладко, как казалось. Осложнения возникли со стороны Багарози из-за подписанного когда-то с ним контракта. И незадачливому Бингу вновь пришлось нелегко: «Адвокаты посоветовали нам договориться с певицей, чтобы деньги за ее выступления переводились в один из швейцарских банков. В этом случае она как бы не получит в Америке никакого гонорара, на проценты из которого мог рассчитывать Багарози. Мы разработали до тонкостей этот вариант, но Менегини отклонил его, как и все другие наши предложения. В итоге он согласился только на то, чтобы мы передавали лично ему в руки деньги за каждое выступление его жены, еще до того, как поднимется занавес. Все последнее время я выплачивал причитавшиеся Каллас суммы купюрами достоинством в 5 долларов, чтобы он прочувствовал, каково перевозить столь тяжелый и крупногабаритный груз».

Изнанка театральной жизни отнюдь не столь привлекательна, как ее лицевая сторона…

Осенью 1955 года Каллас вернулась в Милан, где спела в семнадцати представлениях «Травиаты»! И, как всегда, вызвала искренний восторг у публики, впадавшей в коллективный транс, а также привычную враждебность кучки недоброжелателей, устраивавших шумные выходки. Однажды на вечернем представлении, когда в последний раз опустился занавес, а зрители, как всегда стоя, приветствовали своего кумира и забрасывали сцену букетами цветов, среди цветов вдруг показался… пучок редиски! Из-за своей близорукости Мария приняла редиску за розы и подняла пучок. Когда же певица заметила свою оплошность, она не растерялась и, продолжая игру, прижала к груди этот «подарок» недругов! Оказавшись, наконец, за кулисами, Мария дала волю гневу и слезам, забыв о море цветов, преподнесенных поклонниками, и помня только о редиске. Ей были непонятны причины такого отношения к ней; впрочем, она так никогда и не поймет этого.