Он всё так же сидит в футболке, вдрызг заляпанной выделениями слёзных желёз, обхватив голову руками, и крутит свою пластинку:

– Ненавижу тебя, грязная шлюха, уродина, жиробасина.

– Знаю.

– Чёрт, ты не должна так говорить. Ты должна была сказать: «Как ты можешь со мной так, ведь я же тебя поддерживала (ик!) в самые тяжёлые минуты?»

– Зачем тебе, чтобы я так говорила?

– Это было бы (ик!) ЛОГИЧНО, твою мать! Почему ты так не говоришь?

– Ну-у, не знаю… Может, переросла. Мне теперь плевать, что раньше мы дружили. Плевать, что я часами утешала тебя, когда умерла твоя мама. Даже плевать, что ты потерял моего Экшн Мена с парашютом, взял, идиот, и сбросил его со скалы в Бретани.

– Разве тебе не кажется (ик!), что я поступил с тобой подло?

– Кажется. Но наказывать тебя буду не я. Зачем тебя радовать?

На этом я оставляю его и бегу в уборную. А когда выхожу, его уже нет. Возле прицепа все меня ищут. Куда подевалась Мирей? А, наконец-то! Но где ты была, Мирей? Как дела? Улыбки. «Мирей, можно задать вам пару вопросов для “Лё Пти Журналь”…»

Ближе к вечеру позвонила взвинченная Элен Вейра и сказала, что Мало сам сдался полиции.

* * *

Нельзя сказать, чтобы метеослужбы были далеки от истины.

– Им что, нравится снимать нас в таком виде? – кричит Астрид.

Видимо, да, причём весьма. Мы едем в окружении трёх машин и нескольких мотоциклов, все они ревут и воняют, операторы не сводят с нас камер, и только гордость не даёт нам сдаться. Дождь плетью хлещет по щекам, ветер толкает назад или вдруг валит набок. А жуткие раскаты грома и роскошные всполохи молний со всех сторон довершают картину конца света.

– Уже скоро, Мирей?

– Нет, Хакима, ещё не скоро…

Наше «местоположение» на экране навигатора не двигается ни на пиксель, потому что едем мы раза в три медленнее обычного. Что касается шахматного флажочка «место назначения» в лесу Фонтенбло, его ещё даже нет на экране. Мои ноги и руки – мешки с иголками.

И я понимаю, я чувствую, я ощущаю боль Астрид и Хакимы. Я так хорошо их знаю теперь – знаю их ритм, их дыхание, их запас сил, – как будто это не у Хакимы тянет левую икру, а у меня; как будто это не у Астрид, а у меня не гнётся лодыжка, так что приходится держать ступню прямо, когда правая нога идёт вниз; как будто не они прерывисто дышат и кашляют от напряжения, а я.

А Солнце – каково ему одними руками толкать себя вперёд сквозь этот потоп? У него, наверное, всё тело горит от сырости и пота.

– Нас молнией ударит! – жалуется Хакима.

И хуже всего то, что она права.

Нас бьёт молнией.

Хорошее будет видео для сайта BFM – как молния сшибает прицеп Трёх Колбас! Ну, сколько ставишь на то, что солнечная батарея теперь сдохла?! А холодильник, чёрт, хоть бы холодильник работал!.. Мы-то в порядке, спасибо. Колёса резиновые, так что от земли мы изолированы. Изолированы, целы и невредимы. Нет, мадам, по нам ток не шёл. Ничто нас не остановит.

В лес Фонтенбло мы въезжаем почти в полночь, слишком поздно, чтобы торговать колбасками, и слишком поздно, чтобы болтать с журналистами; я, вся в поту, падаю с велика, плетусь к кое-как расставленной палатке, и…

…и не могу уснуть.

Я не могу уснуть, потому что ноги всё крутят педали, как прокрутили весь день, и вот я кручу, кручу, неподвижно кручу их всю ночь, засыпаю на пару минут, чтобы покрутить во сне, резко просыпаюсь и поворачиваюсь к Астрид…

– Тебе тоже снится, как ты крутишь педали?

– Ох, ты бы знала, я никак, никак не могу перестать, так и кручу в голове.

Сегодня Астрид проснулась с насморком.

– Похоже, из-за вчерашней грозы, – стонет она с грустной миной. – Дубаю, у бедя адгида.

– Ангина! А что ж сразу не чума? Обычная простуда.

У неё горят горло и уши; она делает «а-а-а», и там всё ярко-красное, а язычок похож на землянику. Я изо всех сил стараюсь изображать сочувствие и вселенское понимание, но ничего не могу поделать – терпеть не могу, когда шмыгают носом.

– Астрид, высморкайся, ради бога, не шмыгай!

– Посботрела бы я, как ты сборкаешься верхоб да велике!

– Ну, попробуй одной рукой! А то жуть какая-то: каждый раз, как ты шмыгаешь, я прямо вижу, как сгусток соплей у тебя в носу ползёт вверх, а потом стекает в желудок.

– Я де видовата, что у тебя такое богатое воображедие!

Солнце вступается:

– Мирей, мы же не отстаём. Можем устроить сегодня день отдыха, а завтра времени за глаза хватит, чтобы успеть к празднику.

– Out of the question! Мы и так плетёмся под два километра в час из-за того, что у Астрид никудышный иммунитет. А я напомню, что в Шуази нас ждут гостиничные номера! И нельзя терять лицо – раскиснем сейчас, и нас обзовут слабачками толстозадыми.

– Ну, по крайней мере, торговать колбасками Астрид точно не может, – говорит Хакима. – А то заразит всех ангиной.

– Это не ангина, это простуда. Давайте, собрались!