Но конспирация у Туза с учительницей была как у Штирлица – никто вокруг ни о чем не догадывался. Туз ей сразу сказал, что из-за дочери, которая превратила мать в этакую сказочную фею, у них ничего официального быть не может. И она безропотно согласилась. Нет, честно, Артур Сигизмундович, баба была точно святая! Я бы сам на такой женился, но понимаю, что недостоин, за грехи мои… Вот так они и жили. А потом она забеременела. Ребенка ей хотелось страстно, но и ставить Туза перед выбором она не могла – характер не тот. В общем, она просто уехала из города, не оставив Тузу даже адреса. Правда, на прощание сказала ему, что у нее есть другой человек… Видимо, чтобы Туз не слишком сильно мучился.

– И такой человек в самом деле был? – уточнил Шкиль, уже невольно считавший про себя варианты открывшейся игры.

– Откуда? Если у нее все силы на нашего дорогого Жана Силовича уходили? В общем, как мне рассказали знающие люди, растила сына она одна. Сами понимаете, чего это учительнице стоило…

– Еще вопрос. Туз знал о ребенке?

– А вот тут – загадка. Точно мне установить это обстоятельство не удалось, но, зная немного нашего дорогого Жана Силовича, я думаю, он о чем-то подозревал, но… предпочел не выяснять. Чтобы совесть не слишком мучила по ночам, – расхохотался капитан.

Артур Сигизмундович, окончательно погрузившийся в сложные расчеты и соображения, его смех даже не услышал. Однако он быстро понял, что для того, чтобы правильно считать, ему не хватает фактуры. Чтобы выработать верный план, нужно было ясно представлять, какими фигурами он играет. Надо было посмотреть на персонажей своими глазами.

– Капитан, я могу поговорить с этими мордобойцами с глазу на глаз?

– Нет, – вздохнул капитан.

– Чего так?

– Да просто с этим козлом, что на Тузенка напал, и говорить не надо. Там работать не с чем. Тупой дебил, ничего не помнит. Пил перед этим неделю. Я же понимал, что вы с ним поговорить захотите, поэтому предупредил: сейчас приедет адвокат, поговоришь с ним, ты же как-никак пострадавшая сторона! Он уперся сразу: ничего писать не буду, я с ментами и адвокатами дел не имею. Меня ж пацаны засмеют, если узнают, что я на какого-то фраерка заяву накатал. Мой доктор – прокурор. Пусть он, фраерок этот, на меня пишет. В общем, отпустил я его, Артур Сигизмундович, не нужен он нам, не стоит и руки марать.

Капитан говорил убедительно и, похоже, честно.

– Нет там никакого дела, понимаете. Ну, подрались два дурачка. Если бы один был не от Туза, я бы их еще вечером пинками разогнал в разные стороны, и делу конец. Только потому, что хотелось его вам показать, я их и задержал. У нас такой шпаны каждый вечер вагон и маленькая тележка.

– Но еще немного подержать его вы сможете? Если он мне понадобится?

– Немного – могу, – помедлив, сказал капитан. – Но немного. И вот еще что, Артур Сигизмундович… Сразу предупреждаю: против Туза тянуть мазу в открытую я не буду. Мне это не нужно. В ваши дела я не лезу. В какие игры и зачем играете, не интересуюсь. Туз в городе человек большой, серьезный, я его за усы дергать не собираюсь… Как мне сказал один образованный мошенник, к тому же сочинявший стихи: «Если ты его захочешь, это будет номер. Но если он тебя захочет, то считай, что помер».

– Стишки, конечно, полное дерьмо, но я вас и не приглашаю предаваться столь опасному занятию, капитан, – растянул в улыбке губы Шкиль. – Мне только нужно переговорить с молодым человеком. И если понадобится, ненадолго задержать его у вас. Никаких опасностей, капитан, улыбнитесь.

– Наше дело предупредить, – демонстративно не приняв шутливого тона Шкиля, ответил капитан Мурлатов. И приказал по телефону привести задержанного из второй камеры.

Это был действительно, если хорошо приглядеться, прокурор Туз. В джинсах, кроссовках и мятой майке с короткими рукавами. Только лет на сорок моложе. Удивительным было и другое – после ночи в отделении парень не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. Не первый раз в милиции, что ли? Ничего себе сын прокурора и тихой учительницы! Паренек непростой, наметанным глазом определил Шкиль и вдруг ощутил ту самую неуверенность в себе, которую всегда испытывал рядом с Василисой. Ощутил и разозлился на себя.

– Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться, – насмешливо сказал он. – Я адвокат, зовут меня Артур Сигизмундович, и так как защищать вас больше некому, придется делать это мне. Если вы, конечно, не имеете ничего против.

– А что, меня надо защищать? – удивился наследник прокурора Туза. И усмехнулся: – Там же была просто драка… по обоюдному согласию.

Судя по всему, парнишка был смышленый и рассудительный.

– По обоюдному, говорите… А вот ваш, так сказать, оппонент думает по-другому. Он утверждает, что вы на него набросились, а он только защищался.

– Я?.. Ничего себе приколы. Сначала какой-то придурок лезет на меня с ножом, а потом оказывается, я во всем виноват. Вы этому верите?

– Видите ли, юноша, дело не в том, верю ли вам я. Дело в том, что свидетелей вашего рыцарского поведения нет. А это значит, что виноват будет тот, у кого плохой адвокат. Так уж устроена наша судебная система. Да и не только наша. Ваш неприятель уже накатал заявление в прокуратуру, в котором обвиняет вас в нанесении ему побоев и требует примерно вас наказать. К тому же вам сильно не повезло. У него есть кое-какие связи в милиции – по-моему, родственник работает. А это по нашим временам очень серьезное обстоятельство, – вдохновенно лгал Шкиль.

Паренек смотрел на него уже задумчиво. Что-то до него стало доходить.

– Может, у вас есть какой-нибудь родственник в прокуратуре? – осторожно задал свой самый важный вопрос Шкиль.

– Может, и есть, только мне об этом ничего не известно, – грустно пошутил паренек.

«Так-так, про Туза он, видимо, ничего не знает, – заключил Шкиль. – Но что-то ему про отца все-таки известно. Что именно?»

– Только я сразу предупреждаю: с деньгами вы пролетите, – с вызовом сказал парнишка. – На мне не заработаешь.

– Об этом я сразу догадался, – засмеялся Шкиль. – Стоило только взглянуть на ваш наряд.

– А что наряд? Наряд молодежный. Не хуже других. В таких штанах и дети миллионеров ходят.

– Ага, – согласился Шкиль. – В кино. Вы, наверное, кино любите?.. Только давно уже пора понять, что между кино и жизнью есть принципиальная разница. В кино иногда бывает как в жизни. Но в жизни никогда не бывает так, как в кино. А теперь, может быть, вы представитесь, юноша?

– Ну, Перепелица… – не очень охотно сказал сын прокурора.

– Может, еще и Максим? – тонко улыбнулся Шкиль.

– Нет, Иван Иванович.

– Ого!

«Ну, конечно, – подумал Шкиль, – сентиментальная мамочка придумала сыночку фактически то же имечко, что у отца. Иван Иванович – он же Жан Жанович на французский манер. Женская логика!»