Развалюху, конечно, смотреть страшно. Но – гордый! Ездит на занятия в собственном авто!

Как это пережить? Как смириться с мыслью, что смысл твоей жизни, твой ребенок, ежесекундно подвергается риску? Риск – быть уничтоженным в автокатастрофе, риск – попасть в тюрьму, сбив кого-то, риск – подсадить по доброте душевной убийц, наметивших завладеть твоей машиной. Она ежедневно смотрела криминальные хроники и знала, как это бывает. Милиционеры-оборотни, террористы, девицы легкого поведения, похотливые педерасты, ищущие, чем поживиться, наркоманы – все приблизились теперь вплотную к ее Димочке-Дюймовочке.

Она вела разъяснительную работу. При каждом удобном случае рассказывала эпизоды преступной жизни города.

К зиме тревога возросла нестерпимо: к грядущим ужасам прибавился еще и гололед и отсутствие зимних шин.

Дима упорно продолжал ездить на машине.

И опять она нашла, как избавиться от терзаний!

Вышла на нужных людей, объяснила ситуацию, умолила, чтобы машину угнали! Сама вынесла ночью ключи, пока ребенок спал, сама раненько утром за ними спустилась – машина была уже далеко-далеко. Расплатилась с угонщиками, с легким сердцем впорхнула в свой спящий дом.

Как же Димочка горевал! Милицию собирался вызывать, еле отговорили – бессмысленно, они же сами и угоняют. Потом заявятся, нас всех перережут.

Он поверил.

Мать какое-то время вздохнула спокойно: сводки по Димочке были самые безобидные. Они даже слетали вместе в Испанию на его каникулы. Все возвращалось к прежней спокойной бытности.

Она немножко отвлеклась, стала снова встречаться с подругами, делилась своим материнским опытом и мудростью. Иногда какая-нибудь нечуткая слушательница развязно спрашивала, как Екатерина Илларионовна представляет себе личную жизнь ее сына, ведь должен же он когда-то жениться и все такое прочее.

– Но не в девятнадцать же лет! Не в младенческом же возрасте! – яростно парировала Катя.

С теми, кто позволял себе задавать подобные вопросы, общение само собой прекращалось, зачем общаться с людьми, если они тебя не понимают?

Потом случилось непоправимое. Она даже представить себе не могла, откуда ждет ее сокрушительный удар.

Сын учился на третьем курсе. Работать устроился очень удачно. Конкурс прошел, его одного из сотни взяли. Это пусть. Это как раз хорошо: к окончанию института уже повышение произойдет, не как у некоторых лоботрясов, которые знать не будут, куда тыкнуться. Боялась она, конечно, что опять он машину купит. Не хотелось вновь горе его видеть.

И тут он приходит вечером домой, все, как обычно. Подает ей ее любимый журнал с Надиными психологическими советами. Екатерина Илларионовна с благодарностью принимает знак внимания сына, открывает страничку с дорогим ей портретом мягко улыбающейся Надежды и начинает читать, готовясь цитировать особо близкие ее сердцу пассажи. И видит – письмо ее собственного Димочки в редакцию!

Молодой человек жалуется, что живет уже несколько лет, ощущая незримое, но мощное давление со стороны матери. Она хочет прожить его жизнь за него, и он, не желая причинять ей боль и обиду, тем не менее не может позволить ей этого. Он описывает, как угнали у него машину, которая доставляла ему столько радости, а в глазах матери читалось торжество и счастье. Она даже скрыть это не пыталась. Он чувствует за собой постоянную слежку, он не хочет и не может привести в дом друга или подругу, опасаясь материнской бестактности. Ему очень понятны ее чувства, он очень к ней привязан, но не хочет больше оставаться под родительским кровом, он вырос, пришло его время.

Нормальны ли его чувства или он черствый бессердечный эгоист?

У Екатерины Илларионовны все в глазах поплыло, зарябило, когда она прочитала ответ Надежды. Вот уж от кого она не ожидала ножа в спину! Вот уж о чьем предательстве даже не помышляла!

Надежда безмятежно приняла сторону мальчишки! Конечно, молодой человек, сам себя обеспечивающий, должен жить отдельно от родителей. Должен, мол, сам прожить свою юность и молодость, научиться принимать решения и выпутываться из неприятностей. Иначе откуда же взять жизненный опыт? На Западе, мол, если парень в двадцать лет живет с родителями, значит, у него не все в порядке. Там якобы все удивляются такому раскладу. И нам пора привыкать к другому порядку. Родителям взрослых детей следует перестать воспринимать их как недвижимое имущество. Мать должна всегда помнить: ребенок – гость в ее доме. Рано или поздно он вылетит из гнезда, чтобы свить собственное. И готовить к этому надо не только его, но и самих себя, родителей. Надя долго и подробно рассуждала об абсурдных проявлениях материнской любви. Приводила примеры, как матери разбивают первые чувства своих дочерей и сыновей, как стараются во всем быть незаменимыми. Била, можно сказать, не в бровь, а в глаз.

За одним гнусным сюрпризом последовал просто форменный кошмар: Дима объявил, что снял квартиру, внес задаток, оформил контракт и завтра съезжает. Видеться они могут хоть каждый день, но жить будут порознь.

Личные обстоятельства

Надя прекрасно помнила это письмо. Лица мужского пола писали в их журнал крайне редко. Интересовались всякими глупостями, к примеру просили обозначить точное количество и местонахождение эрогенных зон у женщин или как сделать так, чтоб быть неотразимым в дамском обществе. К письмам мужчин относились с особым тщанием, даже самую пустую чушь не оставляли без внимания.

А тут такое умное письмо. Проблема сформулирована четко, детально. К тому же вопрос не локальный, а общечеловеческий. И очень под настроение Нади попало. Они незадолго до этого гостили всей семьей у Андрюшиной родни. Пришлось поехать, хотя активно не хотелось. Но отказывать чужим старикам в общении с их собственными внуками было бы нечестно. Она настроилась перетерпеть, перестрадать.

У себя дома главной была она, это само собой разумелось. Для Андрюшиных же родителей и сестер самой важной персоной был сын и брат. На Надю даже внимания особого не обращали. А когда обращали, то командовали: «Давай скорей ставь тарелки, давай хлеб режь, да потоньше, Андрюша не любит толстые ломти». Как будто она не знала, что Андрюша любит, а что нет. Муж ей объяснял, когда они оставались наедине, что соскучились родные, вот и вьются вокруг него, что в обычной жизни этого не было никогда, но Наде плохо в это верилось. Ей казалось, что безразличие к ней было демонстративным, подчеркивающим превосходство Андрея над женой. Они, наверное, хотели ей показать, как должна она ценить, что ее взял замуж такой замечательный, умный, деловой человек. Даже к мальчишкам не было такого внимания, как к нему. А мальчикам все талдычили: «Вот какой у вас папка! Гордиться надо таким папкой!»

Как-то на кухне попросила Надя мужа подать ей минералку из холодильника. Так целую лекцию пришлось выслушать: «Как это – Андрюша, дай? На кухне жена мужу подает. А он – деньги зарабатывает. Это если на работе «Андрюша, дай» да дома «Андрюша, дай», то ты тогда на что же?»