Сейчас в зале с кристаллами было человек двадцать: парни в свитерах, заправленных в джинсы, и в норковых шапках‑формовках. Кто‑то пил пиво и ел пельмени; Лёха Бакалым, телемастер, а потому общий знакомый, привёл девчонку; большая компания в углу что‑то праздновала, сдвинув столики. Заходили сюда не с улицы, а из «Юбиля» через раздачу, поэтому гардероб и не работал. Было накурено, на стойке бара играл чей‑то двухкассетник.

— У меня же с вами всеми война, — пояснил Серёга. — Моих парней на улице подрезают, в чужом кабаке вообще могут искалечить. А парням где‑то надо посидеть, побазарить, выпить. Не в подъезде же, как угланы. Закончим войну — будет здесь нормальное место. Девчонок возьмём официантками.

У стойки раздачи Паша Зюмбилов уламывал пожилую буфетчицу:

— Ну, тётя Саня, ты же меня знаешь, ты же с моей мамкой работала, я отдам! Только две бутылки, и всё! В среду получка, и я сразу принесу!

— Курите? — спросил Щебетовский, доставая открытую пачку «Опала».

— Бросил.

— Вырабатываете силу воли?

— Сокращаю количество возможностей давления.

— Их у вас без курения достаточно.

— Не надо сразу хватать меня за горло, майор, — предупредил Серёга.

Он не увидел в Щебетовском ничего особенного. Среднего роста, худощавый, с залысинами, в очках с коричневыми стёклами, но очки — с диоптриями, для близорукости. Похож на директора небольшого КБ или на преподавателя сопромата из политехнического. А ведь тоже был в Афгане. Наверное, в политотделе штаны протирал, подумал Серёга, или в штабе торчал аналитиком, в лучшем случае — военным советником при «зелёных».

— Согласен, неправильно разговор повернули, — Щебетовский шутливо приподнял ладони, словно сдавался. — Давайте сначала.

— Давай, — Серёга засунул руки в карманы. — Ты хотел встречу, не я.

К столику Лихолетова вдруг боком подсел Жека Макурин.

— Извини, извини, друг, — сказал он Щебетовскому. — Серый, у меня край. Фура с коробками на подходе, а меня из бокса выперли. Можно я в «Юбиле» в фойе сгружу? Это на два дня, без прогона, слово!

— Макура, ты не видишь — у меня разговор?

— Эти пидоры обещают корейскую аппаратуру прямо в снег скинуть!

— Ясно. Займи фойе. Скажи Зауберу, что я разрешил, и вали отсюда.

— Серый, ты мне брат по жизни! — Макурин вскочил и снова посмотрел на Щебетовского. — Мужик, прости, что помешал!

Щебетовский терпеливо кивнул.

— Вот наше предложение. Мы предоставляем вам всем точно такие же квартиры, но по всему городу, а не в этих двух домах на Сцепщиков. А также бесплатно даём транспорт для переезда. Просто нам нужны два новых дома.

— Не врубаюсь, — сказал Серёга. — Высотками «на Сцепе» Лямичев расплачивается с банком, а вашей‑то Конторе какое дело до наших домов?

— Вы не думайте об этом, Сергей Васильевич, — деликатно посоветовал майор. — Если я здесь, значит, у Конторы есть интерес. Неважно, какой.

— Как это, неважно?

— А вот так, — Щебетовский пожал плечами, улыбаясь Лихолетову, как несмышлёному ребёнку. — Может быть, Контора желает сама распродавать квартиры в домах на Сцепщиков. Это бизнес. Такое сейчас время, Сергей Васильевич. А может быть, Контора не хочет, чтобы вы, «афганцы», держали на окраине Батуева укрепрайон, который дестабилизирует обстановку.

Серёга не терпел, когда с ним говорят свысока, снисходительно.

— А мне ведь реально по барабану, какой интерес у вашей Конторы, — развязно хмыкнул он. — Всё одно, куда вас ни целуй, везде жопа.

Серёга достал спичку и принялся ковырять в зубах.

— Вон там ваша группа поддержки? — как бы мимоходом спросил майор.

Через столик от Серёги и Щебетовского сидели Басунов, Гайдаржи, Чича‑Чичеванов и Готынян. Они без спешки разливали по мелким стопочкам бренди «Слънчев бряг» из пузатой бутылки и посматривали на Щебетовского сразу и с презрением, и с вызовом, будто готовились к драке. Серёга посадил их там на всякий пожарный случай, для подстраховки.

— Дети и собаки кушают отдельно, — буркнул Серёга.

— Здравствуйте, Каиржан Уланович, — доброжелательно сказал майор и слегка поклонился. Он хотел показать Лихолетову, что знает его людей, знает подходы к ним, следовательно, управляет ситуацией.

— Здравия желаю, товарищ майор, — издалека ответил Гайдаржи. Он не стал скрывать, что знаком с Щебетовским. Пусть Серёга думает, что хочет.

Серёга развалился и растопырил ноги.

— Короче, майор, — сказал он, — я Конторе не подчиняюсь. И вам меня не взять, зубы коротки. Законов‑то я не нарушал. Вон Лямичев аж прямо сюда прибегал, весь нервно‑паралитический, но угрожать мне ему было нечем: у Свиягина ОМОН забунтует и против меня не пойдёт. Что вы мне сделаете? Будете штурмовать жилые дома спецназом ГРУ? Девчонок с детишками будете из квартир выкидывать? Ветеранов и инвалидов в КПЗ потащите?

— Про Сумгаит слышали? — аккуратно напомнил Щебетовский.

— Что‑то прихуел ты с намёками, майор, — злобно заметил Серёга.

— Это я про то, что всё бывает.

— А я тебе не обоссянец, чтобы всё стерпеть.

— Извините, меня как‑то занесло, — Щебетовский снова поднял руки.

Майор отступал легко: специалисту‑дознавателю для отступления не требовалось преодолевать самолюбие. Он уже узнал, что хотел узнать. Будут ли «афганцы» сопротивляться принудительному выселению? Да, будут.

— Следи за базаром, — надменно сказал Серёга Щебетовскому. — Не на щелбаны в подкидного играем.

Серёга был уверен, что осадил этого комитетчика. И почему бы нет? Он же прав. Он не берёт чужого, его парни в Афгане заслужили свои квартиры.

А Щебетовский внимательно изучал лидера «Коминтерна». О встрече майор просил для того, чтобы понять, кто такой Лихолетов: игрок, псих или герой? Хуже всего, если герой. Игрок ждёт, когда его купят, психа можно довести до срыва, а героя не купить и не сломать. Он продолжает делать своё дело даже убитый, вот в чём проблема. Героя надо дискредитировать.

За дальними столами, где компания что‑то праздновала, начался какой‑то шум. Там зазвенела посуда, забренчали стулья, послышался громкий мат: «Ты повтори, что ты сказал! Ты отвечаешь?» — «Да я по‑любому обосную! Ты на кого забычил, бацилла?» — «Мужики, мужики! Без рук, мужики!»

Серёга посмотрел в сторону столика с Каиржаном.

— Чего там за барагоз? Прижмите их, достают!

Чича и Басунов поднялись и подошли к дальней компании. Басунов наклонился, что‑то тихо и внушительно объясняя сидящим, а Чича спокойно положил руки на плечи двум спорщикам. Гомон затих.