— Нет, я имею в виду официальное следствие.

— Что за чушь? Ты что, в розыске?

— Нет, я не в розыске, успокойся, — ответил Илья.

Напряжение между нами возрастало с каждой секундой, мы оба уже готовы были сорваться на крик, когда наконец подала голос Аня.

— Слушайте, у меня такое ощущение, что я вам мешаю, — сказала она. — Давайте сделаем так: мне нужно сходить в магазин, кот просит еды.

Она кивнула в сторону пепельно-серого пушистого котика Тибальда, который немым укором сидел напротив кошачьего набора, состоящего из мисочек для сухого и влажного корма и воды. Миски не были пусты, но те остатки корма, которые в них находились, уже потеряли для кота всякую привлекательность. И он, удивленно и недовольно глядя на заветрившиеся харчи, издавал звуки: сначала тоненькие и жалобные, они становились все более требовательными и настойчивыми.

— Тибальд, прекрати склоку, сколько ты корма переводишь, уму непостижимо! — осадила его Аня. — Успокойся, сейчас принесу.

Потом она обратилась к нам:

— Я вниз, а вы тут пока поспорьте. Но к моему приходу, пожалуйста, придите к какому-то соглашению. Меня не будет десять минут.

Кошачье представление закончилось, как только Аня захлопнула дверь, и в наступившей тишине Илья наконец произнес:

— Извини, мне давно уже надо было с тобой объясниться, все не было возможности.

— Ее при желании можно было найти, — съязвила я. Меня все больше волновал вопрос о присутствии Ильи в доме Полины.

— Разумеется, я был у твоей Полины не случайно.

После смерти Роберта Илья стал разбирать вещи, которые остались в его квартире: одежду, записные книжки. Ноутбука среди них не оказалось, и это обстоятельство поначалу само по себе взывало к версии о том, что в доме находился посторонний, который унес его с собой. Но потом ноутбук Роберта Евгении Леонидовне вернули. Оказалось, что накануне смерти ее сын включил его и с прискорбием обнаружил на экране «черный квадрат Малевича», как называют эту беду айтишники. Сам Роберт в технике разбирался не настолько, чтобы пытаться понять причину поломки, и отволок ноутбук к себе в офис. Там ее собирались починить, вызвав мастера, однако когда случилось несчастье, все об этом, разумеется, забыли. И не вспомнили, пока Илья не спросил у Евгении Леонидовны о местонахождении ноутбука. Она позвонила в офис, ноутбук отремонтировали и передали матери.

Ничего сенсационного выудить из компьютера Роберта Илья не смог, однако несколько любопытных вещей, которые он там обнаружил, требовали осмысления. Все последние дни Роберт прорабатывал вопрос о крупном пожертвовании в благотворительный фонд, и вначале Илья подумал, что пожертвование сделано одним из клиентов фонда, который хочет убедиться, что его деньги действительно пойдут на благотворительность. Но оказалось, что это не совсем так. Роберт изучал условия пожертвования на предмет законности особых условий договора. Некая гражданка Полина Викторовна Самохина собиралась передать в дар благотворительному фонду «Жизнь» крупную сумму денег — 16 миллионов рублей. Но договор с фондом желала составить таким образом, чтобы в любой момент иметь возможность получить эту сумму (за вычетом оговоренных процентов) обратно. Все это показалось Илье весьма странным. Благотворители не забирают назад отданные деньги, да и сумма пожертвования слишком велика. Даже хорошо известные меценаты не дарят такие большие деньги. Илья стал искать Полину в списке клиентов Роберта (а таковой у него имелся), но там она не значилась. Договора с юридической конторой госпожа Самохина не заключала. Оставалось предположить личное знакомство, и этой гипотезе нашлось подтверждение в виде переписки, которую Роберт вел с Самохиной в Фейсбуке. Из переписки нельзя было сделать однозначного вывода о характере их взаимоотношений, и даже понять, на какой почве они познакомились, у Ильи получилось не сразу. Было ясно, что эти двое общаются лично, но периодически, по мере необходимости, выходят в Сеть. В сообщениях несколько раз упоминалось название «Белая лилия», и это дало Илье основание думать, что Полина и Роберт познакомились именно там, посещая занятия в один период времени.

— Давай распрощаемся с Аней и поедем ко мне, — предложил Илья, — я скопировал переписку, может быть, тебе стоит посмотреть на нее свежим взглядом. Кто знает, возможно, какие-то слова ты истолковала бы иначе, чем я.

— Хорошо, поехали, — кивнула я, — надеюсь, Аня на нас не обидится. Кстати, что мы ей скажем? Если правду, она не поймет. Это получится как-то не корпоративно.

— Тогда давай доведем наш визит до конца, посидим еще час, допьем коньяк и поедем. Так пойдет?

— Да, наверное, так будет лучше.

С этого момента меня беспокоила только одна мысль: как сделать так, чтобы мое нетерпение никем не было замечено. Аня вернулась, накормила кота, спросила, все ли у нас в порядке, и мы вновь принялись за прерванную трапезу, словно собрались исключительно для этой цели. Мне уже не интересно было что-либо обсуждать, меня буквально лихорадило от мысли, что очень скоро я окажусь в квартире Ильи. Подавление постоянного желания взглянуть на настенные часы стоило мне большого усилия воли. Как бы я ни старалась, мой взгляд — молниеносный и от того, как мне казалось, незаметный — все равно царапал по циферблату, но я старательно изображала увлеченность беседой, хотя в оставшееся время мой язык существовал отдельно от моего мозга и чувств. Я не помню, что говорила и над чем смеялась. Все мысли занимал весьма актуальный на тот момент вопрос: что произойдет, когда мы с Ильей окажемся наедине? И произойдет ли что-нибудь вообще?

Илья все-таки заметил мое нервозное состояние. То ли меня выдал слишком громкий смех, то ли я не смогла скрыть своего зыркания в сторону часов, то ли я ляпнула что-то невпопад… Так или иначе, Илья почувствовал мое возбуждение. Он остановил на мне долгий взгляд, под которым я задрожала и засуетилась еще заметнее.

— Мне пора, — сказал наконец он, поднимаясь из-за стола, — я могу проводить тебя, Люба, если хочешь.

— Пойдем, — согласилась я, пожав плечами, словно еще сомневалась в том, стоит ли мне уходить вместе с ним.

Аня оценила разыгранную сцену и усмехнулась.

— Мы так ни о чем и не договорились, — заметила она, — придется собраться еще раз, без коньяка.

— Это точно, — ответил Илья, — под хороший напиток думается не о том…

Когда нам сообщили, что такси ждет у подъезда, мы распрощались с Аней, и, когда она захлопнула дверь, Илья вызвал лифт. Лицо мое горело, сердце грохотало в висках и во всем теле, я боялась смотреть ему в глаза, не зная, что в них увижу. Как мы доберемся до его дома? Как окажемся наедине? Как мне смотреть на него? Как сделать так, чтобы не выдать сильнейшего желания, которое охватывало меня с каждой секундой все сильнее?

Илья легонько подтолкнул меня в открывшуюся дверь тесной кабинки и, как только лифт начал движение, взял меня за подбородок и поднял мое лицо к себе. Я встретилась с ним взглядом лишь на короткую секунду, потому что он склонился ко мне и стал целовать. От его запаха у меня помутилось в голове, от нахлынувшей волны острого возбуждения подкосились ноги, и я не помню, как вообще дошла до такси. Кажется, Илья меня поддерживал.