Его туфли стоят у кровати. Я беру их в руки: в петельках коллекционные пени Мака. Мне хочется вынуть их, подержать в руках, но я боюсь, что мне не хватит времени или сноровки вернуть их на место. Я открываю шкаф. Провожу пальцем по стопкам рубашек. С одной стороны – белые или голубые оксфордские. С другой – будничные хлопковые попроще: розовые, зеленые и синие. Разношенные и мягкие. Такие Мак любил носить. Я прижимаюсь к ним лбом, вдыхаю запах. Как бы мне хотелось украсть одну такую и в ней спать. Но мне негде ее спрятать.

Входит Кейп. На нем мешковатые линялые джинсы и белая футболка. Волосы у него мокрые, тело влажное после душа в предвкушении визита Мередит… и у своего шкафа видит меня. Я замечаю, как он прищуривается, точно освещение переменилось. Интересно, кто из нас заговорит первым.

Он решает сделать вид, будто ничуть не удивлен.

– Привет, Беттина, что ты тут делаешь?

Так много есть ответов на этот вопрос. Я даю самый легкий, хотя и не вполне правдивый.

– Я потому зашла, что Мередит стало нехорошо и она не смогла прийти. Она не хотела, чтобы ты волновался.

– О, – откликается он, явно разочарованный. – С ней все будет в порядке?

– Думаю, да. Просто перепила водки и отключилась.

– Скверно, – говорит он.

– Где Лоуэлл? – спрашиваю я. На самом деле мне все равно, я просто тяну время. Я хочу еще немного побыть наедине с Кейпом.

– Занимается с ребятами в соседней комнате. У него завтра сочинение на латыни. Кстати, а как ты сюда попала? Входная дверь заперта. Я собирался спуститься и открыть ее для Мередит.

Не хочу, чтобы он такое знал, но не могу придумать иного объяснения.

– Через окно в комнате Джейка Кроненберга.

– Ты с ним знакома? – спрашивает Кейп, явно удивленный.

Я могла бы сказать: «Конечно, мы трахались в библиотеке», но вместо этого выдаю:

– Едва-едва. Он помогал мне с одним сочинением, которое я писала для Доналдсона.

– Вот как, – откликается Кейп, он явно купился. – Послушай, понимаю, мой вопрос бестактный, но мне нужно знать. Что именно говорит про меня Мередит? Она сама не знает, чего хочет. Как сегодня, например. У нас были большие планы, а потом она напивается так, что не может прийти.

О том, что это была моя водка, я решаю умолчать. И о том, что это я по большей части наливала.

– Э-э… – тяну я, – много чего.

– И что же?

– Она говорит, что ты очень хорошо играешь в лакросс.

– И?

– И что волосы тебе вечно падают на лицо.

– Не так уж плохо.

Тут я подхожу к точке невозврата. Вот она, причина, почему у меня нет настоящих друзей:

– Э… – снова начинаю я, – она считает глупым, что ты плачешь во время минета, и она смеялась над твоим стишком. Она всем нам в Брайте его показала и при этом хохотала.

Вид у Кейпа такой, словно я врезала ему по лицу его же клюшкой для лакросса. Он начинает выхаживать по комнате. Вышагивает взад-вперед, задумавшись, точно меня тут нет. Минуту спустя останавливается. Смотрит мне прямо в лицо и говорит:

– Я абсолютно не плачу во время минета.

– Уверена, что нет, – киваю я. – Я только ее слова повторила.

Молчание. Потом:

– Ты считаешь меня привлекательным.

Глаза у Кейпа на мокром месте, но подбородок решительно задран. «Вот видишь, невероятно прилипчивый», – сказала бы Мередит.

– Очень, – сознаюсь я.

Я бы сказала, он один из самых красивых парней в школе. Даже красивее Лоуэлла. Поверить не могу, что ему требуется чье-то подтверждение.

– Послушай, Кейп, – начинаю я. – Эти глупости Мередит говорит, чтобы произвести впечатление на других девушек. Ей повезло, что вы вместе.

– По ее словам, такого не скажешь.

– И честное слово, я не поверила, что ты плачешь во время минета. Но даже если и плачешь, что тут такого?

– Я не плачу! – вскидывается Кейп.

Я сажусь на его кровать, и он садится рядом.

– Надеюсь, ты не сочтешь вопрос слишком личным, но много девушек делали тебе минет?

– Нет. Только Мередит.

– Только Мередит?

– Да.

– Мередит кого угодно до слез доведет. Она во всем так агрессивна.

– Но я не плачу.

– Ладно, у меня идея.

Речь уже не о том, чтобы украсть что-то у Мередит. Мне хочется защитить Кейпа. А еще мне хочется, чтобы он мне доверял – на случай, если я решу рассказать ему про Бэбс и Мака. Я устала пытаться самой найти смысл в том, что делали наши родители.

– Что?

– Считай это своего рода экспериментом. Я сделаю тебе минет, а ты мне докажешь, что не плачешь. Тогда ты почувствуешь себя лучше.

– Э? – выдавливает он растерянно, хотя и старается казаться небрежным.

Какой пятнадцатилетний парень откажется от ни к чему не обязывающего минета? Я никогда минет не делала, но уверена, что как-нибудь справлюсь.

– Но разве это не будет изменой Мередит? Я такого не хочу.

– Нет никакой измены, если тебя не поймали. – Конечно, это логика Бэбс, но я в нее верю. – Я ей ни за что не скажу.

– Ну, не знаю, Беттина. А это не будет… ну… неловко? Мы только познакомились.

– Тут ты ошибаешься, вот увидишь.

– О’кей, – говорит он наконец.

Я вижу, что он все еще сомневается. Но он слишком хорошо воспитан, чтобы сказать «нет» из страха меня обидеть – каким бы шокирующим ни было предложение. Я знаю, потом он станет об этом думать, мучиться из-за Мередит, грызть ногти.

Мы ложимся на его кровать. Он притягивает меня так, что я лежу на нем, и начинает меня целовать. Я сдерживаюсь, не отвечаю, хочу сохранить клинически отстраненную атмосферу эксперимента, который предложила. Иначе он может решить, что действительно изменяет Мередит, и после ей рассказать. Он елозит подо мной, но я не двигаюсь ему в такт. Наконец, он улавливает мою отстраненность. Не шепчет мое имя, не издает слабых звуков, чтобы показать, что ему приятно, – я знаю, он издавал бы их, если бы мы встречались. Наконец, я чувствую эрекцию под его джинсами. Теперь мне придется взять в руки его пенис. Поскольку я видела член Джейка, проблем это как будто не вызовет. Просто часть тела.

Я расстегиваю джинсы. Стягиваю их. Эрекция у него уже столь явная, что грозит порвать тонкий хлопок трусов. Я их снимаю и берусь за работу. Начинаю я с того, что двигаю головой, стараясь не задеть его пенис зубами. Я удивлена, как нежна кожа, как мой язык способен забраться во впадину на конце и пройтись по краю. Я силюсь вспомнить все инструкции, какие давала мне Бэбс по «французской любви», стараюсь поймать нюансы, определить, что могло бы ему понравиться. И обнаруживаю, что никакие инструкции мне не нужны. Ко мне все приходит интуитивно, мне интересно. «Я хорошо делаю минет; это моя фишка», – вот что я хочу сказать Мередит.