в некоторых язвителен настолько, что желание обнять его за шею и очень долго сжимать было очень сильным. А уж как иногда её выводило из себя, когда он обращался к ней по фамилии, и голос при этом сквозит иронией! Словно издевается! И даже не знаешь, что хуже: когда он называет её Эванс или дракониха?

Был ещё один плюс похода в Лондон — Лили смогла приобрести новую книгу писателя Гилвера Камбиона. Она вышла буквально неделю назад, и гриффиндорка опасалась, что к тому времени, как она появится в Лондоне, то весь тираж раскупят. Но видно судьба была благосклонна к девушке. И естественно, покупка не осталась не замеченной этим демоном, которую он прокомментировал ироничным хмыком.

— Чего хмыкаешь?

— Ничего, — коротко ответил Вергилий. — Просто удивлён, что ты читаешь такие книги, Эванс.

— Представь себе — я читаю не только учебники! И между прочим, Гилвер Камбион пишет свои книги не только в одном жанре! Он также пишет в жанре приключений, драмы, ужасы и многое другое! А это — первая его книга в жанре романтики!

— Надо же. Какой…разносторонний человек. Даже интересно стало.

Лили чуть прищурилась, когда Бедфорд говорил. Было в его голосе что-то… странное, вызывая в девушке подозрение. Но вот в чём? Хм.

— Ты просто не читал ни одной его книги! — произнесла гриффиндорка, прижав купленную книгу к груди. — Поэтому так и говоришь!

— Не правда. Я читал книги за его авторством. Даже больше скажу — я читал все его книги.

— Что-то я их у тебя в книжном шкафу не видела тогда.

— А ты дальше моей спальни и кухни не ходила. Вообще, если бы я был порядочным человеком, то после такого, я был обязан на тебе жениться.

— Ты… — девушка аж задохнулась от такого, отчаянно краснея. — Демон!

— Благодарю за комплимент, дорогая. Но мы ещё недостаточно близки для таких комплиментов.

Вергилий впервые за долгое время получал столько удовольствия. Он сам не знал почему, но выводить из себя эту девчонку было интересно. Вернее, было интересно смотреть на то, как она краснеет и возмущается, изредка пытаясь ответить тем же. Что естественно — не получалось. Смутить полудемона задачка не из лёгких, но Эванс явно старалась исправить это.

Вспоминались моменты, когда Данте делал то же самое. Конечно, в его случае всё выходило немного хуже — брат шутил всегда и везде, а в детстве было гораздо чаще, и что естественно, это часто было не вовремя, за что получал подзатыльники. А если вовремя, то частенько попадал прямо в цель. На вершине Темен Ни Гру Вергилий, пусть и скрепя сердце, но признавал, что Данте пошутил хоть и не вовремя, но в тот момент он будто на несколько секунд вернулся в детство. Ответ вышел спонтанным, вырвавшись против его воли, но он всё-таки ощутил чувство ностальгии. Пусть и не скажет этого вслух.

Возвращаясь к разговору — книги. Вергилий и вспоминать не хотел, как тяжело ему далась книга в этом жанре. Когда он её написал и заново прочитал, его чуть не стошнило от всего это, и даже отдавать в редакцию не хотелось. Спустя неделю, Вергилий всё-таки её отнёс, и какого же было его удивление, что её взялись издавать! Впрочем, чего ещё стоило ожидать? Основными покупателями таких книг оказались такие же, как Эванс, подростки, у большинства из которых ветер в голове. Почему он вообще начал такое писать? А почему бы и нет? Это также приносит доход, на который можно приобрести то, что ему нужно, да и то самое чувство гордости, что у него получилось сделать то, что он хотел… Оно слишком приятно, чтобы отказываться от него. А наблюдать за тем, как Эванс прижимает к груди книгу, словно боясь, что её отберут — слегка веселит.

Но вот, день подошёл к концу и Вергилий признал своё поражение — Эванс выдержала целый день, не обращаясь к учебникам и не ведя разговоры о школе, да и если честно, с ней даже без учёбы было интересно поговорить. Хотя некоторые её действия вызывали в нём недоумение, как например, случай с тем человеком, которому она дала денег. Он не видел в этом смысла, ведь если человек сам не стремится к тому, чтобы улучшить свою жизнь, то зачем ему помогать? Взять, к примеру, Северуса — парень он умный, сильный, старательный, сам пытается устроить свою жизнь, стать хоть кем-то. Ему не хватало лишь небольшого финансового толчка, который Вергилий ему дал. Да, со всей целью, зная, что его сосед по комнате обязательно отработает те деньги, что в него вложили, но тем не менее — почти всё он сделал сам. Сам разработал и улучшил зелья, сам придумал заклинания. Не стоит забывать, что разработку зелий Северус производил либо дома, где оборудование оставляет желать лучшего, либо в Хогвартсе, где не всегда удаётся урвать лишние часы. Нужен немалый талант, чтобы достичь мастерства с такими ограниченными средствами, что Северус и продемонстрировал ему.

Была ещё одна причина всех этих действий — ценность. Северус слишком ценный ресурс, и не завербуй его Вергилий, это сделал бы или Тёмный Лорд, или Альбус Дамблдор. Об Ордене Феникса слизеринцу было прекрасно известно, тот же самый Аластор Грюм, не официально, конечно, но состоит в этой группировке, более того, Вергилий один раз встречал с Дамблдором лично, в личине Ворона.

— Наш мир сейчас находится в опасности, он буквально на краю пропасти, и нужны люди, которые смогут дать бой Тьме. Которые готовы отдать всё, чтобы наше будущее процветало, и наши будущие дети жили в светлом мире…

Как же хорошо, что маска скрывала его лицо, потому что по выражению лица можно было заподозрить, что Вергилий съел ведро лимонов, запив их лимонным соком. Пришлось вежливо отказываться, а потом отсиживаться в кабинете Юджины, которая с пониманием отнеслась к тому, что он ворвался в её кабинет, прошёл к шкафу, откуда достал бутылку виски, и одним залпом осушил бокал. Уж ей ли не знать, как может давить на мозг Великий Чародей Альбус Персиваль…. и далее по списку, особенно если дело касается его Ордена.

Но вернёмся к Северусу — несомненно, он ценный ресурс для каждой из сторон, и если Вергилий мог примерно представить, как бы Волан-де-Морт использовал его, то зачем он нужен Дамблдору? Конечно, как зельевар, но интуиция подсказывает, что здесь есть что-то ещё, что-то, непонятное ему. И это ему не нравится.

— Должна сказать спасибо, — сказала