О Господи, что же делать?

В этот вечер обед пришлось перенести на более позднее время — кузнец попытался подковать вороного скакуна сквайра Джемисона, и строптивый жеребец укусил его в плечо.

— Бедняга, — сказал доктор Брэнион, сочувственно покачав головой, — он так разозлился на себя за свою неловкость. Грозится прикончить жеребца и клянется, что больше к нему и близко не подойдет — пусть бегает неподкованный.

Конечно, в этой истории не было ничего особенно забавного, думал доктор Брэнион, проходя в столовую под руку с леди Энн, но тем не менее она заслуживала большего, чем натянутые улыбки графа и Арабеллы. Молодой француз рассмеялся, но его наигранное веселье не пришлось по душе доктору Брэниону. Элсбет принужденно улыбнулась, как всегда в подобных случаях, но сегодня в ее улыбке доктору почудилось нечто другое, чем просто обычная застенчивость.

Доктор Брэнион продолжал незаметно наблюдать за ней, когда они вошли в столовую. Неделю назад в разговоре с леди Энн он назвал Элсбет «застенчивой девочкой, которая все время боится, что взрослые отправят ее в угол за какую-то провинность». Теперь он готов был признать, что ошибся в своей оценке. В девушке появилась уверенность, ее смирение и спокойствие не имели теперь ничего общего с нежеланием привлечь к себе внимание — скорее наоборот, они проистекали от сознания собственной значительности. Наверное, причина такой перемены кроется в наследстве, которое она получила от отца. Она наконец-то поняла, что тоже чего-то стоит. Что ее отец — человек, которого она втайне боготворила, — наконец-то вспомнил о ней и дал ей понять, что она так же ему дорога, как и младшая дочь. Жаль только, что потребовалась изрядная сумма денег, чтобы убедить ее в этом и помочь ей обрести уверенность в себе.

— Арабелла, — обратилась к дочери леди Энн, — ты теперь графиня Страффорд и поэтому обязана сидеть во главе стола.

Арабелла молча уставилась на нее — она уже положила руку на спинку своего стула. О Господи, а ведь ее мать права. Она теперь графиня Страффорд. Нет, это ничего не значит. Она не собирается делать ничего такого, что еще больше связало бы ее с графом, — хватит с нее и того, что между ними существуют брачные узы. Покачав головой, она возразила:

— Нет, матушка, я не хочу занимать ваше законное место. Что за глупые обычаи! Я буду сидеть там, где и всегда.

Но тут раздался спокойный голос графа, и Арабелла так вцепилась в спинку стула, что костяшки пальцев побелели.

— Леди Энн совершенно права, Арабелла. Графине Страффорд следует сидеть во главе стола — так ты будешь видеть своего супруга, сидящего напротив тебя. Ведь это доставит тебе удовольствие, не правда ли?

«Да уж, конечно, — подумала она. — Чертовски здорово!» Да ее стошнит, если она будет каждый раз встречаться с ним взглядом, поднимая глаза от тарелки. Арабелле хотелось ответить ему с небрежной холодностью, но помимо ее волн голос ее прозвучал тонко и пронзительно:

— Отец говорил не «во главе стола», а «в глубине стола». Оставим этот вздор. Мой обед стынет — свинина станет жесткой. Мама, прошу вас, займите свое место.

— Вы сядете там, где положено, сударыня. Джайлс, будьте любезны, помогите графине занять ее место.

Старый слуга, который ни разу за все восемнадцать лет не посмел перечить леди Арабелле, обратил умоляющий взгляд к леди Энн.

— Дорогая моя, будь умницей, — тихо сказала леди Энн, — позволь Джайлсу усадить тебя.

Черт ее дернул заговорить на эту тему — это дало Джастину лишнее преимущество перед ее дочерью. Но почему он решил воспользоваться им, чтобы ее унизить? Арабелла вся побелела от напряжения, но не двинулась с места. Леди Энн, замирая от страха, ждала, что сейчас столовая превратится в поле битвы.

Арабелла и в самом деле боролась с желанием запустить стулом в своего супруга. Она бы метнула в него все ножи и вилки, но здравый смысл удержал ее от этого. Если она будет продолжать сопротивляться, все поймут, что между ними не все гладко, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Она пробормотала проклятие себе под нос, так что слышать ее мог только Джайлс. Ей показалось, что он сейчас упадет в обморок, когда она обернулась сказать ему, чтобы он усадил ее на этот проклятый стул во главе стола. Она выдавила из себя непринужденную улыбку.

После того как подали первое блюдо — черепаховый суп, — доктор Брэнион нарушил молчание, обратившись к графу:

— Вы уже познакомились со стариной Хэмсвортом, Джастин?

Слабая улыбка тронула губы графа.

— А, этот вспыльчивый старикашка. Он неплохой арендатор — прекрасно справляется со своими обязанностями. Он снабдил меня длиннющим списком улучшений, которые, по его мнению, мне следует сделать, дабы повысить доходы со своих земель. По его мнению, я слишком молод, чтобы достойно продолжить начатое покойным графом, но он постарается сделать все, чтобы наставить меня на верный путь. Он сообщил мне и время, в которое я смогу получить у него консультацию.

— Да, он точно так же вел себя и с отцом, — подхватила Арабелла. — Вечно указывал ему, что делать да как поступить, а папа только зубами скрипел, но никогда не спорил и не ругался со стариком.

— И каков был результат? — спросил граф, встретившись с ней взглядом через огромное пространство длинного стола.

— Отец никогда не слушал его советов и поступал по-своему, и Хэмсворт все время пытался подкупить меня.

Джастин вспомнил, как старик похотливо косился на одну из своих доярок, и пальцы его стиснули ручку вилки.

— Вот как? И чем же он пытался подкупить вас, сударыня? — спросил граф таким неприятным тоном, что Элсбет подняла глаза от тарелки и уставилась на него в полном замешательстве. Даже француз отложил вилку и недоуменно посмотрел в сторону хозяина дома.

Арабелла почувствовала, как внутри нее просыпаются демоны. А почему бы и нет? Двусмысленная улыбка заиграла на ее губах, брови взлетели вверх.

— Странно, что вы спрашиваете об этом, милорд. Когда мне было лет пять, он одаривал меня яблоками из своего сада, стараясь завоевать мое расположение. А когда я стала постарше, старина Хэмсворт стал более изобретательным. Боже мой, стоит мне вспомнить, что он мне предлагал, я до сих пор краснею от смущения. Конечно, в те годы он еще не был таким старым.

Наградой ей за эту вымышленную историю стали красные пятна гнева, проступившие на смуглом лице ее супруга. Арабелла вновь опустила глаза и продолжила свою трапезу — свинина была жесткой как подошва. Во всяком случае, ей так показалось. До конца обеда она не проронила ни слова. До нее долетали отдельные фразы из разговора за столом, и она машинально отметила про себя, что доктор Брэнион и ее мать обращаются исключительно к Элсбет и Жервезу.

— Арабелла.

Она подняла голову при звуке своего имени. Леди Энн тихо продолжала:

— Если ты хочешь удалиться вместе с дамами, тебе следует встать из-за стола.