строили планы на вечер? Почему именно на вечер? Вы же не знаете, когда это произошло?

– Я сказала “на вечер”? – нахмурившись, произнесла Ольга Андреевна и пожала плечами. – Что на ум пришло, то и сказала. С таким же успехом я могла сказать “строили планы на утро” или “на всю оставшуюся жизнь”. Чего вы цепляетесь к словам?

Я оставил ее замечание без ответа и, подняв голову, посмотрел на сверкающие тонким льдом ветви дерева, под которым покоился джип.

– Я ошибся, – произнес я. – Милиция не стаскивала его с дороги. Он сам съехал с нее, и потом уже загорелся. Видите, как подкоптились сучья над ним?

– Какой вы наблюдательный, – сказала Ольга Андреевна то ли желая похвалить, то ли с сарказмом. – Трудно поверить, что журналист.

– Журналист, к вашему сведению, должен быть наблюдательным, – возразил я.

Загудел вентилятор. “Жигуль” перегревался. Пора было ехать.

Мы сели. Весь недолгий путь до водонапорной башни Ольга Андреевна не проронила ни слова и, явно скрывая от меня свое встревоженное лицо, все время смотрела в боковое окно.

Глава пятнадцатая. Удовольствие для нормального мужика

Башня была похожа на фрагмент средневековой крепости. Это была массивная конструкция, устремленная в небо подобно межконтинентальной ракете. Могучие стены башни были сложены из больших темных булыжников; вверху они расширялись бутоном, образуя каменный полый цилиндр со множеством узких окошек, напоминающих бойницы. Сверху башня была прикрыта пологой круглой крышей с ребрами-лучами, похожей на японский зонтик.

Будь я богатым человеком, я бы сделал из этой башни экзотический ресторан.

– Она обслуживала институт, и уже давно не работает, – сказала Ольга Андреевна. – Впечатляет, правда? Обратите внимание – северная часть башни покрыта мхом. На самый верх можно взобраться по металлическим скобам. Это, конечно, опасно, но наши мальчишки все равно лазают туда…

Учительница рассказывала про водонапорную башню с таким вдохновением, как если она была экскурсоводом, а перед нами возвышалась башня Эйфеля. Впрочем, меня больше интересовал мрачный бастион химического института, и я, напрягая глаза, всматривался в темный контур глухого кирпичного забора.

– Если не ошибаюсь, вот там, чуть правее дерева, ворота? – спросил я.

– Что? Ворота? – переспросила Ольга Андреевна. Она не сразу поняла, о каких воротах я спрашиваю, потому как с увлечением рассказывала мне о пожаре, который вспыхнул три года назад на самой макушке башни, и горела она подобно олимпийскому огню.

Я развернулся и подогнал машину едва ли не вплотную к башне. Здесь, в кромешной тьме, “жигуль” вряд ли кто мог увидеть.

– Я предлагаю вам немного прогуляться, – сказал я, опуская ключи зажигания в карман.

– Прогуляться? – Ольга Андреевна капризно скривилась и поежилась. – Бррр! Погода совсем не для прогулки. А у меня к вам встречное предложение: поедемте ко мне на ужин! Я угощу вас запеченным под майонезом свиным рулетом, фаршированным солеными грибами. Признайтесь, вы когда-нибудь ели что-нибудь подобное?

Мило улыбаясь, она откинулась на спинку сидения и игриво закинула ногу на ногу.

Ах, дьявол!! Где же она была вчера со своим встречным предложением?! Моя воля предательски дрогнула, а воображение моментально создало идиллическую картину: комната с камином, Ольга Андреевна в коротком зеленом платье и в прозрачных нейлоновых чулках, подчеркивающих красоту ее замечательных ног, столик с тарелками, бокалы с шампанским… Чтобы не дать голове кивнуть, а губам крикнуть ”Конечно!”, мне пришлось мобилизовать всю свою волю, на какую я вообще был способен.

– Что ж вы молчите? – весело спросила Ольга Андреевна.

Знала бы она, что мой язык свело судорогой! Бабник я, вот в чем вся моя беда. И она это прекрасно знает… Я потянулся к бардачку, чтобы взять оттуда фонарик. Коленка учительницы мешала мне, но она ее не убрала. Моя ладонь скользнула по теплому нейлону. Ольга Андреевна не шевельнулась.

– Ну слышу ответа, господин журналист!

Я открыл крышку бардачка и вынул фонарик.

– Вы можете подождать меня здесь, – сказал я. – Думаю, что я недолго…

На воздухе мне стало немного легче. Неодолимая природа! Человек со своим высокоразвитым социальным сознанием в вечном конфликте с ней. А она без устали, каждое мгновение заставляет его жить по законам животного мира.

Я подошел к исписанному забору, посветил на него и сразу выяснил музыкальные пристрастия молодежи Кажмы, затем узнал, кто лох, кто козел, а также кто кого любит и, наконец, принял во внимание, какую футбольную команду здесь считают чемпионом.

Экономя энергию в батарейках, я выключил фонарик, и тотчас темнота схватила меня за руку.

– Я с вами, – услышал я голос Ольги Андреевны. – Мне одной страшно.

Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как ее волосы коснулись моей щеки. Мы пошли по дороге вдоль забора. Учительница задевала каблуками камешки, они цокали и шуршали. Я бы предпочел идти в полной тишине.

– Не торопись, – прошептала она. – Я еле успеваю…

Мне показалось, или же она в самом деле перешла на “ты”?

Мы приблизились к темному контуру ворот. Я опять включил фонарик. Одна створка была помята, словно на ней испытывали прочность своих лбов бараны. Луч света обежал створку по периметру и вдруг куда-то провалился.

– Там есть проем, – сказал я.

– Не ходи, – прошептала Ольга Андреевна и обхватила мою руку, словно альпинист страховочную веревку.

– Почему?

– Я боюсь…

– Тогда возвращайся к машине.

– Нет, там еще хуже… Пойдем домой. А сюда приедем завтра утром. Я замерзла. Я хочу под горячий душ…

Это был запрещенный прием. Я скрипнул зубами и упрямо пошел к воротам. Химице ничего не оставалось, как последовать за мной. Мы остановились у гнутой створки. Я посветил в проем. Луч света выхватил из темноты небольшой двор, заставленный по окружности бочками, и стоящее углом здание с выбитыми в окнах стеклами.

– Мы здесь не пролезем, – сделала излишне пессимистический вывод Ольга Андреевна. Я не стал говорить ей, что здесь запросто пролезет беременная самка бегемота, и нырнул в проем.

Во дворе химического института было так же уютно и спокойно, как в самом глухом углу городского кладбища в полночь. Я