Несмотря на тяжелую схватку, Одиссей не показывал усталости и вскоре уже приближался к Полибу. Эперит никогда не видел, чтобы столь невысокий и коренастый человек так быстро бегал. Им с Антифием приходилось прилагать максимальные усилия, чтобы держаться за ним. Ручей петлял между горами. Иногда Полиб скрывался из виду, но потом снова показывался за следующим поворотом. Затем, когда ноги Эперита уже начали отказывать, они увидели, как командир наемников принялся взбираться вверх. Одиссей собрал силы и понесся к тому месту, где Полиб сошел с тропы, но остановился там. К тому времени, как Эперит и Антифий догнали царевича, беглеца нигде не было видно.

— Куда он делся? — спросил Антифий, положив руки на колени и пытаясь привести дыхание в норму.

Одиссей показал вверх на гору.

— Он там.

Они подняли головы. Еще одна тропа вела к вершине, где в окружении оливковых деревьев и кустарников стояло большое каменное здание. Судя по тишине, оно никем не использовалось.

— Что это? — спросил Эперит.

Одиссей улыбнулся, словно сам себе, и сообщил:

— Храм Афины.

Храм был больше любого другого, который когда-либо видел Эперит. В Алибасе почитали богов природы, в местах, которые с богами связывались — рощах, пещерах или около горных источников. Единственными созданными человеком предметами культа становились алтари и статуи, иногда — какая-нибудь хижина. Но определенно не было ничего, вызывающего столь благоговейный трепет, как это сооружение. Тем не менее, когда-то прекрасное место почитания богини оказалось заброшенным и запущенным.

Они остановились у раскрашенной статуи Афины. Когда-то яркие краски выцвели на солнце. Итакийцы заглянули в проем, служивший входом на окруженную стеной территорию храма. Декорированные деревянные двери были сорваны с петель и разломаны, теперь они лежали среди хаоса и других обломков во дворе. Части стен оказались пробитыми и потрескавшимися, мусор валялся повсюду.

Тут и там можно было увидеть разбитые вазы, перевернутые столы, трехногие скамейки, одежду и даже перевернутую повозку. Тот, кто нанес такие разрушения, обладал огромной силой, он явно не боялся гнева богов.

Люди, держа мечи наготове, вошли на территорию храма.

За стенами они увидели еще большее запустение. Полудюжину оливковых деревьев, священных для Афины, выдернули из земли и оставили сохнуть на солнце. Кругом валялось бесчисленное количество глиняных черепков, куски и обрывки ткани, которой когда-то явно украшали храм внутри, дюжина глиняных фигурок. Создавалось впечатление, будто ураган подхватил содержимое храма и извергнул все это обратно во двор, затем снопа принялся за хаотические разрушения, пока не остались одни отштукатуренные каменные стены самого здания.

Когда-то вход в храм закрывали двустворчатые двери, к которым вели четыре широкие каменные ступени. Двери давно стояли распахнутыми, а на ступенях лежал человеческий скелет. Сгнившая одежда, судя по всему, когда-то была мантией жреца, но она сгнила настолько, что точно определить это было невозможно. Тело давно лишилось плоти, а кости побелели на солнце. Но в пустых глазницах оставалось что-то, что хранило в себе невероятный ужас, а открытые челюсти словно бы все еще молчаливо кричали.

Пока итакийцы оглядывали хаос, из храма послышался ужасающий крик. Он словно пригвоздил их к земле, такое в нем звучало отчаяние и ужас. Затем внезапно воцарилась тишина. У Эперита кровь застыла в венах, а волосы встали дыбом от страха.

— Прощай, Полиб, — мрачно сказал Одиссей, глядя на погруженный в тень вход.

Значит, змея все еще оставалась в храме, ревностно охраняя его от любого человека, который осмеливался войти. Возможно, она избавила их от необходимости продолжать преследование. Но Одиссей хотел точно знать, мертв ли Полиб. А заодно он намеревался выполнить обещание Афине, хотя Эперит надеялся, что у друга хватит здравого смысла, чтобы вначале сходить за остальными. При мысли о встрече с еще одной змеей в темноте, притом — оставшись без копья, щита и помощи товарищей, юношу начинало подташнивать от страха.

Однако Одиссей не собирался ждать. Он первым стал подниматься по ступеням и вошел в погруженный в сумрак храм, затем поманил за собой остальных.

— Почему Полиб так кричал? — тихо спросил Антифий, снимая с плеча лук и доставая из колчана стрелу. — Тот, кто нанес все эти разрушения, явно не человек.

— Это змея. Порождение Ехидны, — ответил Одиссей, хотя и не объяснял, откуда он это знает.

Антифий в ужасе посмотрел на Одиссея. Ехидна была легендарным чудовищем, наполовину женщиной, наполовину змеей. Ее детеныш должен быть чем-то из кошмарных снов.

Они прошли дальше в тень, где несколько мгновений стояли в напряжении, пока глаза привыкали к сумраку. Потом люди приблизились к началу длинного прохода, по обеим сторонам которого стояло по два ряда колонн. От затхлого тяжелого воздуха исходило зловоние, казалось, в нем топор можно вешать. Смрад действовал удручающе, внезапно у друзей словно бы потяжелели ноги, они почувствовали усталость битвы, в которой недавно участвовали. Затем итакийцы услышали, как нечто тяжелое скользит по пыльному полу в дальней части храма.

Антифий прижался к одной из колонн и стал высматривать цель для стрелы, но ничего не видел в тусклом свете внутри. Одиссей приготовил меч и осторожно пошел к каменному возвышению в дальней части храма. Проходя мимо колонн, он осматривался в поисках какого-либо движения. Эперит беспокоился за царевича, и это заставило его идти прямо за ним, держа меч перед собой. Юноша никогда еще не чувствовал себя таким уязвимым без дедовского щита на руке.

Что-то заблестело на широких плитках пола в нескольких шагах впереди от них.

— Одиссей! — очень тихо позвал Эперит, опасаясь нарушить зловещую тишину. — Это меч Полиба.

Одиссей увидел брошенное оружие и остановился.

— Вероятно, тварь бросилась на него из тьмы, — прошептал Одиссей, слегка разворачиваясь к Эпериту. — Он не мог знать…

Внезапно огромная змея бросилась на них из темноты. Эперит дернулся, и это стало единственным предупреждением Одиссею о быстро надвигающемся из-за спины роке. В ту долю мгновения он повернулся и поднял меч над головой, чтобы защищаться против ужасающей силы атакующего чудовища. Лезвие с глухим звуком ударило по толстой шее, но удар не принес результата. Длинные клыки в открытой пасти лишили бы Одиссея жизни в одно мгновение, если бы не стрела из лука Антифия, которая попала твари в глаз. Змею отбросило назад в тень. Она зашипела от боли.

Эперита поразила скорость атаки и реакция товарищей, но он недолго стоял, словно прикованный к месту. Страх перед змеями его больше не сдерживал. В одно мгновение юноша снова стал воином, понимающим, что смерть совсем рядом с ними, а его друзьям угрожает опасность. Не раздумывая, он бросился вслед за отступающими кольцами огромной твари. Змея уходила так быстро, как только могла, но наполовину ослепленная и не совсем понимающая, что произошло, она врезалась в одну из раскрашенных колонн. Дерево треснуло, полетели щепки, и тварь остановилась.