Самым большим извлеченным из тела змеи предметом оказался Полиб. Антифий взял его правую руку и окровавленным кинжалом отсек два пальца — указательный и средний. После этого он отбросил руку от себя в лужу крови и плоти, убрав трофеи в кошель. Эперит подумал, что у Антифия есть на это право, и никто не оспаривал его решения.

Их задача была решена, а обещание Одиссея, сделанное богине, он выполнил. Поэтому воины забрали оружие и вышли на улицу. Спускались сумерки, стоял зимний вечер. После тяжелого, зловонного воздуха в храме Эперит с удовольствием вдыхал чистый воздух. Он внезапно почувствовал облегчение, даже радость от того, что остался жив. Юноша понял: опасаясь встречи со змеей, он пребывал в напряжении на протяжении многих дней, но теперь сможет наслаждаться перспективой посещения Спарты, где они будут жить в роскоши и гостях у одного из богатейших царей Греции.

Затем какой-то звук за спиной заставил его повернуться. Он увидел Полиба, который, шатаясь, спускался по ступеням. С него капала змеиная кровь, он протягивал изуродованную руку, прося о помощи. Другие тоже повернулись. Они были потрясены не меньше Эперита при виде жуткого упыря, который каким-то образом выжил после проглатывания его чудовищем. Наглая ухмылка и самоуверенность исчезли. Теперь глаза Полиба округлились от ужаса, он явно был не в себе.

Когда Полиб приблизился, Эперит увидел, что у него шевелятся губы. Он что-то бормотал, повторяя слова снова и снова. Вначале Эперит не мог разобрать смысла, потом внезапно Полиб стал говорить громче, произнося слова нараспев.

— Пальцы. Пальцы, — стонал он, протягивая руку к молодому воину. Затем он заорал мерзким голосом: — Отдай мне мои пальцы!

В последнее мгновение он выхватил кинжал из-за пояса Эперита и направил ему в живот. Юноша непроизвольно схватил Полиба за запястье левой рукой и отвел лезвие в сторону, затем правым кулаком врезал ему в челюсть. Бывший командир наемников полетел спиной вперед в пыль.

Одиссей шагнул вперед, направил меч на горло Полиба и одним ударом отсек ему голову.

Эперит наклонился, чтобы забрать кинжал из руки мертвого Полиба. Затем, ни слова ни говоря, друзья пошли прочь из двора. После этого дня схваток все они были покрыты кровью, поэтому направились вниз со склона к источнику, разделись и вымылись в холодной, но освежающей воде. Ментор сообщил: с последними тафианами быстро разделались, но когда Галитерс отправил его на поиски Одиссея, он еще не знал, сколько они сами понесли потерь. Зато Ментор точно знал, что голоден, и очень хотел чего-нибудь съесть.

Пока воин говорил, на противоположном берегу ручья появилась толстая овца, ее шерсть в сумерках блестела, словно серебро.

— Это ответ на наши молитвы, — сказал Ментор, доставая кинжал из-за пояса и заходя в ручей.

— Оставь ее в покое, — предупредил Одиссей. — Не думаю, что нам следует ее касаться.

Они услышали блеяние на тропе, чуть дальше того места, где появилось животное. Среди разбросанных по обоим берегам камней и между кустарников пробирались другие серебристые овцы. Вода бурлила. Вслед за овцами накатывал непроницаемый туман, он клубился между жирных тел и тянулся к четырем людям. Вскоре он окутал все вокруг них, и Эперит видел только Одиссея, сидевшего на камне рядом с ним. Они слышали блеяние овец и видели их тени в тумане, но сотоварищей из вида потеряли. Затем из тумана послышался голос:

— Очень мудро с твоей стороны, что ты не подпустил приятеля к моим овцам. Мне пришлось бы его убить, хотя он и прикончил ту змею.

Они подняли головы и увидели высокого златовласого молодого человека с огромными серыми глазами, стоявшего перед ними. Через одно плечо у него была перекинута серебристая овечья шкура, а свободной рукой он держал длинный крюк и сурово и выжидательно смотрел на них. Одиссей быстро узнал Афину и рухнул перед ней на колени. Эперит последовал его примеру и склонил голову, чтобы не смотреть на богиню.

— Госпожа, тварь мертва, храм очищен, — обратился к ней Одиссей.

— Я не назвала бы его чистым, — пожаловалась Афина. — Но чтобы показать тебе, как боги награждают тех, кто подчиняется их приказам, я собираюсь сказать тебе две вещи в ответ на избавление моего храма от любимца Геры. — Она протянула гладкие белые руки к двум людям и подняла их на ноги. — Во-первых, Одиссей, Тиндарей уже решил, что Елена выйдет замуж за Менелая.

— Значит, мне следует немедленно возвращаться на Итаку, — заявил Одиссей.

Богиня нежно потрепала его по рыжеватым волосам.

— Не спеши, пожалуйста. Зевс желает, чтобы Елену отдали Менелаю — он планирует что-то важное, но никому не сообщает, что именно. Однако ты все равно должен отправиться в Спарту. Человек, столь симпатичный, как ты, непременно найдет там влиятельных друзей. Возможно, и что-то еще… Но я не хочу тебе обо всем рассказывать, чтобы не испортить впечатлений.

Одиссей выглядел обеспокоенным.

— Ты сказала про две вещи, госпожа.

— Да. Отправляйся в Мессению и пополни припасы. Там встретишь человека, переходящего ручей по броду. У него будет большой лук из рога, подаренный его отцу богом Аполлоном. Тебе нужно придумать, как забрать у него этот лук, поскольку ему самому он более не потребуется. Как ты это сделаешь, я оставляю на твое усмотрение. Но для тебя самого будет плохо, если ты уйдешь из Мессении без этого лука. Ты меня понял?

— В чем важность этого лука? — спросил Одиссей.

Но богиня уже исчезла, словно проглоченная туманом. Тихое блеяние овец тоже заглохло, а туман вокруг них рассеялся. Они увидели Ментора и Антифия, которые в удивлении оглядывались вокруг.

— Откуда появился этот дым? Из Гадеса? — спросил Ментор. — И куда делись овцы?

Антифий подошел к Одиссею и Эпериту.

— Где вы были все это время? — спросил он. — Болтали друг с другом в тумане?

Было ясно, что Ментор с Антифием не поняли, что находились рядом с богиней. Одиссей с Эперитом не ответили и пошли назад вверх по течению, чтобы забрать свои щиты и копья.

* * *

В сражении погибли три итакийца. Эперит ожидал большего количества жертв, но островитяне оказались более крепкими людьми, чем выглядели. Впервые увидев их, он посчитал их простыми людьми, не склонными к борьбе, недостаточно выносливыми и стойкими для участия в сражениях. Ему казалось, что они предпочитают вино и песни аэдов, а не приключения, испытания и трудности. И так и было. Но в этих островитянах также было что-то, что давало им силу, стойкость и боевой дух, превосходящие все, с чем он сталкивался ранее. Их общая островная родина объединяла и воодушевляла их. Они снова и снова показывали себя при каждом испытании. Эперит начал медленно понимать источник их силы, слушая их рассказы у костра по вечерам и ворчание во время долгих пеших переходов. Все шло от их любви к Итаке и простой свободы, которой они наслаждались там. Они сделают все, что от них потребуется, чтобы вернуть этот идиллический мир, который украл Эвпейт.